Какая поэма гомера является героической. Гомер - легендарный древнегреческий поэт-сказитель

1. Героический эпос. «Илиада» и «Одиссея» Гомера. Идейно – художественное своеобразие одной из поэм.

«Одиссе́я» - вторая (после Илиады) классическая поэма, приписываемая древнегреческому поэту Гомеру. Создана в VIII в. до н.э. Рассказывает о приключениях мифического героя по имени Одиссей (Улисс) во время его возвращении на родину по окончании Троянской войны, а также о приключениях его жены Пенелопы, ожидавшей Одиссея на Итаке.

Как и другое знаменитое произведение Гомера, «Илиада», «Одиссея» изобилует сказочными элементами, которых здесь даже больше (встречи с циклопом Полифемом, волшебницей Цирцеей, богом Эолом и т. п.). Большинство приключений в поэме описывает сам Одиссей во время пира у царя Алкиноя.

Главный герой

Хотя поэма - героическая, в образе главного героя героические черты - не главное. Они отступают на задний план по сравнению с такими качествами, как ум, хитрость, изобретательность и расчётливость. Основная черта Одиссея - непреодолимое желание вернуться домой, к семье.

Судя по обеим гомеровским поэмам, Одиссей - подлинно эпический герой и вместе с тем то, что называют «всесторонне развитой личностью»: храбрый воин и умный военачальник, опытный разведчик, атлет, первый в кулачном бою и беге, отважный мореход, искусный плотник, охотник, торговец, рачительный хозяин, а если надо, то и сказитель. Он любящий сын, супруг и отец, но он же и любовник коварно-прекрасных нимф Цирцеи и Калипсо. Образ Одиссея соткан из противоречий, гипербол и гротеска. В нём на первый план выделена текучесть человеческой природы, её способность к метаморфозам в вечном поиске все новых сторон бытия.

Одиссею покровительствует мудрая и воинственная Афина, а сам он подчас напоминает морского бога Протея своей способностью легко менять свой облик. На протяжении десяти лет возвращения домой он предстаёт мореплавателем, разбойником, шаманом, вызывающим души мёртвых (сцены в Аиде), жертвой кораблекрушения, нищим стариком и т. д. Чувствуется, что герой при этом как бы «раздваивается»: он искренне переживает гибель друзей, страдания, жаждет вернуться домой, но он и наслаждается игрою жизни, легко и искусно играет роли, предлагаемые ему обстоятельствами (человека по имени «Никто» - «оутин» в пещере Полифема, жителя Крита, обитателя острова Сира и пр.). В его личности и судьбе сплетаются неразрывно трагическое и комическое, высокие чувства (патриотизм, почтение к богам) и житейские прозаическое.

В соответствии с этой аксиомой герой и ведет себя подчас не лучшим образом: он жадничает, откладывает себе лучший кусок на пиру, ждёт подарков даже от Полифема, проявляет жестокость к рабам, лжёт и изворачивается ради какой-нибудь выгоды. И все же общий баланс и симпатия - в пользу Одиссея - страдальца, патриота и неутомимого путешественника, воина, мудреца, первооткрывателя новых пространств и новых возможностей человека.

1-я песнь. Начало повествования в «Одиссее» отнесено к 10-му году после падения Трои. Одиссей томится на острове Огигии, насильно удерживаемый нимфой Калипсо; в это время на Итаке за его жену Пенелопу сватаются многочисленные женихи, пирующие в его доме и расточающие его богатства. По решению совета богов, покровительствующая Одиссею Афина направляется в Итаку и побуждает юного одиссеева сына Телемаха отправиться в Пилос и Спарту расспросить о судьбе отца.

2-я песнь. С помощью Афины Телемах (тщетно пытавшийся удалить из своего дома женихов) тайно уезжает из Итаки в Пилос.

3-я песнь. Престарелый царь Пилоса Нестор сообщает Телемаху сведения о некоторых ахейских вождях, но за дальнейшими справками направляет его в Спарту к Менелаю.

4-я песнь. Радушно принятый Менелаем и Еленой, Телемах узнает, что Одиссей находится в плену у Калипсо. Меж тем женихи, испуганные отъездом Телемаха, устраивают засаду, чтобы погубить его на возвратном пути.

5-я песнь. С V книги начинается новая линия ведения рассказа: боги посылают Гермеса к Калипсо с приказом отпустить Одиссея, который на плоту пускается по морю. Спасшись чудом от бури, поднятой враждебным ему Посейдоном, Одиссей выплывает на берег острова Схарии, где живёт счастливый народ - феаки, мореплаватели со сказочно быстроходными кораблями.

6-я песнь. Встреча Одиссея на берегу с Навсикаей, дочерью царя феаков Алкиноя.

7-я песнь. Алкиной принимает странника в своем роскошном дворце.

8-я песнь. Алкиной и устраивает в честь странника пир и игры. На играх слепой певец Демодок поет о подвигах Одиссея.

9-я песнь. Одиссей наконец открывает свое имя и рассказывает о своих приключениях. Рассказы («апологи») Одиссея: Одиссей посетил страну лотофагов, питающихся лотосом, где всякий, вкусивший лотоса, забывает о родине; великан-людоед, циклоп Полифем, сожрал в своей пещере нескольких товарищей Одиссея, но Одиссей опоил и ослепил циклопа и спасся с прочими товарищами из пещеры под шерстью баранов; за это Полифем призвал на Одиссея гнев своего отца Посейдона.

10-я песнь. Одиссей продолжает рассказывать свои приключения. Прибытие на остров Эолию. Бог ветров Эол благосклонно вручил Одиссею мех с завязанными в нём ветрами, но уже недалеко от родины спутники Одиссея развязали мех, и буря снова отбросила их к Эолову острову. Но раздраженный Эол повелевает Одиссею удалиться. Людоеды-лестригоны уничтожили все корабли Одиссея, кроме одного, который пристал к острову волшебницы Кирки (Цирцеи), обратившей спутников Одиссея в свиней; преодолев чары с помощью Гермеса, Одиссей в течение года был мужем Кирки.

11-я песнь. Одиссей спускается в преисподнюю вопросить прорицателя Тиресия и беседует с тенями матери и умерших друзей.

12-я песнь. Затем Одиссей проплывает мимо Сирен, которые завлекают мореплавателей волшебным пением и губят их; проезжал между утесами, на которых обитают чудовища Сцилла и Харибда. На острове солнечного бога Гелиоса спутники Одиссея убили быков бога, и Зевс послал бурю, погубившую корабль Одиссея со всеми спутниками; Одиссей выплыл на остров Калипсо.

13-я песнь. Феаки, одарив Одиссея, отвозят его на родину, и разгневанный Посейдон обращает за это их корабль в утес. Превращенный Афиной в нищего старика, Одиссей отправляется к верному свинопасу Эвмею.

14-я песнь. Пребывание у Эвмея - жанровая идиллическая картинка.

15-я песнь. Возвращающийся из Спарты Телемах благополучно избегает засады женихов.

16-я песнь. Телемах встречается у Эвмея с Одиссеем, который открывается сыну.

17-я песнь. Одиссей возвращается в свой дом в виде нищего, подвергаясь оскорблениям со стороны женихов и слуг.

18-я песнь. Старик-Одиссей дерется с местным нищим Иром и подвергается дальнейшим издевательствам.

19-я песнь. Одиссей делает приготовления к мщению. Только старая няня Эвриклея узнает Одиссея по рубцу на ноге.

20-я песнь. Злые знамения удерживают женихов, намеревающихся погубить пришельца.

21-я песнь. Пенелопа обещает свою руку тому, кто, согнув лук Одиссея, пропустит стрелу через 12 колец. Нищий пришелец единственный выполняет задание Пенелопы.

22-я песнь. Одиссей убивает женихов, открывшись им, и казнит изменивших ему слуг.

23-я песнь. Пенелопа узнает наконец Одиссея, сообщающего ей известную лишь им двоим альковную тайну.

24-я песнь. Сценами прибытия душ женихов в преисподнюю, свидания Одиссея с его отцом Лаэртом и заключения мира между Одиссеем и родственниками убитых заканчивается поэма.

Героический гомеровский эпос

Героический эпос Гомера впитал в себя самые древние мифы и легенды, а также отразил жизнь Греции накануне появления классового общества.

Сейчас считается установленным, что примерно в XII веке до нашей эры племена ахейцев отправились под Трою в поисках новых земель и богатств. Ахейцы покорили Трою и вернулись на родину. Память о великом последнем подвиге ахейского племени жила в народе, и постепенно стали складываться песни о героях Троянской войны.

Когда же первенство в Греции получила Аттика и Афины, афиняне тоже связали с этой войной подвиги сыновей Тезея. Таким образом оказалось, что все греческие племена имели в гомеровском эпосе произведение, воспевавшее их общее великое прошлое, для всех одинаково дорогое и вечное.

Интересно также отметить, что гомеровский эпос отразил в себе еще более древнюю культуру, а именно культуру острова Крита. У Гомера можно найти много элементов быта, жизни общества, напоминающих об этой древней культуре. В критских надписях упоминаются имена героев, известных из эпоса Гомера, а также имена богов, всегда считавшихся чисто греческими.

Поэмы Гомера носят величественный, монументальный характер, присущий героическому эпосу. Однако в "Одиссее" много черт бытовых, сказочных, фантастических. Это и понятно, ведь "Илиада" посвящена войне, а "Одиссея" - превратностям человеческой жизни.

Сюжет "Илиады" связан с мифом о похищении троянским царевичем Парисом Елены, жены греческого царя Менелая, владетеля Спарты. Начинается "Илиада" с того момента, когда в греческом лагере на десятом году осады началась чума. Ее наслал бог Аполлон, покровитель троянцев, по просьбе своего жреца, у которого греческий вождь Агамемнон отнял дочь. Долгая речь жреца образна и ярка. Он просит об отмщении.

Так вопиял он; и внял Аполлон сребролукий!

Быстро с Олимпа вершин устремился, пышущий гневом,

Лук за плечами неся и колчан со стрелами, отовсюду закрытый;

Громко крылатые стрелы, биясь за плечами, звучали

В шествии гневного бога: он шествовал, ночи подобный.

Чтобы прекратить чуму, Агамемнон вынужден вернуть дочь отцу, но взамен отбирает пленницу у Ахилла. Разгневанный Ахилл, одержимый чувством горькой обиды, уходит в свой стан. Ахилл отказывается участвовать в осаде Трои.

Начинаются ожесточенные бои, в которых греки терпят от троянцев поражение. Тогда они посылают к Ахиллу послов (IX песнь), но безрезультатно; он отказывается принять участие в боях. Наконец, в XVI песне Патрокл, друг Ахилла, вступает в бой, так как не может больше видеть, как гибнут товарищи. В этом бою Патрокл погибает от руки троянского героя Гектора, сына царя Приама.

Только тогда Ахилл, мстя за друга, вступает в бой. Он убивает Гектора, жестоко издеваясь над его трупом. Однако старик Приам, отец Гектора, явившись ночью в палатку к Ахиллу, умоляет его вернуть тело сына. Ахилл, тронутый горем старика и вспоминая своего собственного отца, которого он никогда не увидит, возвращает тело Гектора и даже устанавливает перемирие, чтобы дать троянцам время оплакать погибших. Заканчивается "Илиада" погребением героев двух враждующих лагерей - Патрокла и Гектора.

Герои поэм мужественны и величественны. Они не знают страха перед врагом. И греки и троянцы изображены с большим уважением и любовью. Не случайно поэтому образцом героизма являются грек Ахилл и троянец Гектор. Ахилл - гроза для троянцев, суровый, непоколебимый воин. Он любит родину. Но в его душе живет и жалость к троянцу - старику Приаму, потерявшему родного сына. Он ощущает горечь своей собственной судьбы (ему суждено погибнуть во цвете лет). Он мстит за обиду, помнит зло, иногда плачет, как ребенок. Но основная линия его характера - это не знающий предела героизм и преданность общему делу. Замечательным примером великодушия Ахилла и вообще гуманизма древнего эпоса является сцена XXIV песни "Илиады", когда Ахилл отдает царю Приаму тело Гектора.

Говорит Ахиллес быстроногий:

"Старец, не гневай меня! Разумею и сам я, что должно

Сына тебе возвратить: от Зевса мне весть приносила

Матерь моя среброногая, нимфа морская Фетида.

Чувствую, что и тебя (от меня, ты, Приам, не сокроешь)

Сильная бога рука провела к кораблям мирмидонским...

Вместе с Приамом Ахилл сетует на тяжелую судьбу человека, вместе с ним оплакивает погибших; он разрешает Приаму двенадцать дней справлять тризну по Гектору и с богатыми дарами отпускает его в Трою.

Гектор - троянский вождь, главный защитник города. Он оставляет отца, мать, жену и ребенка, уходя в последний бой. Нежностью и беспредельной любовью овеяна сцена прощания Гектора с Андромахой и сыном. Мальчик плачет, испугавшись шлема отца. Гектор снимает с головы сияющий шлем, и ребенок смеется, тянется к нему. Задумчива и горестна мать. Она предчувствует гибель Гектора и скорбную судьбу сироты-сына. Со стены города смотрит Андромаха на последний поединок. Гектор, лишенный помощи богов, до последнего вздоха сражается с Ахиллом. Жизнь его отдана за родину.

В "Одиссее" изображаются события после разрушения Трои. Все герои вернулись домой, кроме Одиссея, царя острова Итаки. Он странствует десять лет из-за ненависти к нему бога моря Посейдона.

Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который

Странствуя долго со дня, как святой Илион им разрушен,

Многих людей города посетил и обычаи видел,

Много и сердцем скорбел на морях, о спасеньи заботясь

Жизни своей и возврате в отчизну сопутников...

Начало "Одиссеи" повествует о последних событиях из семи лет странствий Одиссея, когда он жил на острове нимфы Калипсо. Оттуда по велению богов он отправляется на родину. Прибывает Одиссей на Итаку в XIII песне. Дома его ждут жена Пенелопа, осаждаемая женихами, и ставший юношей сын Телемак. Одиссей останавливается у свинопаса, потом подвидом нищего пробирается во дворец и, наконец, в союзе с верными слугами истребляет всех претендентов на руку Пенелопы, подавляет восстание родственников убитых и начинает счастливую жизнь в кругу своей семьи. Прекрасен образ жены Одиссея Пенелопы, верной, преданной и умной женщины. Двадцать лет Пенелопа растила сына и оберегала дом в отсутствие мужа.

Гомер так описывает радость Пенелопы, когда она удостоверилась, что перед нею действительно Одиссей:

Так веселилась она, возвращенным любуясь супругом,

Рук белоснежных от шеи его оторвать не имея

Силы. В слезах бы могла их застать златотронная Эос...

Общество, представленное у Гомера, - патриархальный род, который еще не знает классового расслоения. Цари трудятся наравне с пастухами и ремесленниками, а рабы, если они и существуют, являются пленниками, взятыми на войне, и не занимают еще униженного положения в семье. Одиссей сам себе строит плот, царевна Навзикая стирает белье. Пенелопа искусно ткет.

Вместе с тем появляется имущественное неравенство, вожди получают лучшую добычу, судьба рабов зависит от воли господина. Пенелопа, например, безжалостно грозит старой, верной своим господам няне; Одиссей предает провинившихся слуг жестокой казни; воин Терсит не без основания укоряет вождей в корыстолюбии, честолюбии и обвиняет их во всех тяготах войны. Однако его слова не находят сочувствия у воинов, так как они одержимы одной идеей - победить врага. Ради этого они готовы забыть обиды со стороны вождей.

Одиссей - храбрый воин, но вместе с тем опытный в жизненных невзгодах человек. Одиссей умеет сражаться не только оружием, но и умным словом. Если надо, он может обмануть и пойти на хитрость. Главное же в нем - любовь к родной земле, к жене и сыну, которых он не видит долгие годы. Ради них он даже отверг бессмертие, которое ему хотела подарить нимфа Калипсо.

В XIV песне "Одиссеи" говорится, что "люди разные бывают, одни любят одно, другие -другое". В гомеровских поэмах боги столь же разнообразны и интересны, как и люди. Здесь верная помощница греков, особенно Одиссея, мудрая Афина, здесь же коварный, мрачный Аполлон, защитник троянцев, и дикий, покрытый кровью бог войны Арес.

А вещи, окружающие людей? Они прекрасны и "священны". Каждая вещь, сделанная руками человека, хороша и является произведением искусства. Описанию щита Ахилла посвящаются сотни строк, тщательно описывается даже задвижка на двери дома Одиссея. Человек восхищен своим уменьем, своим искусством, своей активной деятельностью. Он не только воюет и разрушает, но стремится создать нечто нужное и вместе с тем прекрасное.

Особо стоит отметить язык поэм. Написаны они гекзаметром (шестистопным дактилем), который произносился несколько нараспев. Огромное значение имеют также постоянные эпитеты, развернутые сравнения и речи героев.

Постоянные эпитеты, например "тучегонитель" Зевс, "белолокотная" Гера, "среброногая" Фетида, большей частью сложны, несколько громоздки. Развернутые сравнения (битва, например, рисуется как бушующий пожар, буря в лесу, схватка диких зверей, разлив реки, прорвавший все плотины) замедляют повествование, как и речи, которыми часто обмениваются герои во время ожесточенной битвы. Замедленный темп повествования, его величественный характер расцвечиваются необычными красками в описании природы.

В поэмах каждая вещь зрима, ощутима и красочна. Море, например,"седое" в пене прибоя, "фиалковое" под синим небом, "пурпурное" в лучах заката. Даже земля в "Илиаде" "смеется" в блеске щитов и доспехов под весенним солнцем.

Таким образом, в гомеровском эпосе воплощена не только суровая героика войны, но и радость творчества, созидательного труда и мирной жизни, основанной на уважении к человеку, на пробуждении в нем лучших, гуманных чувств.

Поэтому-то гомеровский эпос по праву считается энциклопедией древней жизни.

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.

Я список кораблей прочел до середины:

Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,

Что над Элладою когда-то поднялся.

Осип Мандельштам

Героический эпос Гомера впитал в себя самые древние мифы и легенды, а также отразил жизнь Греции накануне появления классового общества.

Сейчас считается установленным, что примерно в XII веке до нашей эры племена ахейцев отправились под Трою в поисках новых земель и богатств. Ахейцы покорили Трою и вернулись на родину. Память о великом последнем подвиге ахейского племени жила в народе, и постепенно стали складываться песни о героях Троянской войны.

Когда же первенство в Греции получила Аттика и Афины, афиняне тоже связали с этой войной подвиги сыновей Тезея. Таким образом оказалось, что все греческие племена имели в гомеровском эпосе произведение, воспевавшее их общее великое прошлое, для всех одинаково дорогое и вечное.

Интересно также отметить, что гомеровский эпос отразил в себе еще более древнюю культуру, а именно культуру острова Крита. У Гомера можно найти много элементов быта, жизни общества, напоминающих об этой древней культуре. В критских надписях упоминаются имена героев, известных из эпоса Гомера, а также имена богов, всегда считавшихся чисто греческими.

Поэмы Гомера носят величественный, монументальный характер, присущий героическому эпосу. Однако в "Одиссее" много черт бытовых, сказочных, фантастических. Это и понятно, ведь "Илиада" посвящена войне, а "Одиссея" - превратностям человеческой жизни.

Сюжет "Илиады" связан с мифом о похищении троянским царевичем Парисом Елены, жены греческого царя Менелая, владетеля Спарты. Начинается "Илиада" с того момента, когда в греческом лагере на десятом году осады началась чума. Ее наслал бог Аполлон, покровитель троянцев, по просьбе своего жреца, у которого греческий вождь Агамемнон отнял дочь. Долгая речь жреца образна и ярка. Он просит об отмщении.

Так вопиял он; и внял Аполлон сребролукий!

Быстро с Олимпа вершин устремился, пышущий гневом,

Лук за плечами неся и колчан со стрелами, отовсюду закрытый;

Громко крылатые стрелы, биясь за плечами, звучали

В шествии гневного бога: он шествовал, ночи подобный.

Чтобы прекратить чуму, Агамемнон вынужден вернуть дочь отцу, но взамен отбирает пленницу у Ахилла. Разгневанный Ахилл, одержимый чувством горькой обиды, уходит в свой стан. Ахилл отказывается участвовать в осаде Трои.

Начинаются ожесточенные бои, в которых греки терпят от троянцев поражение. Тогда они посылают к Ахиллу послов (IX песнь), но безрезультатно; он отказывается принять участие в боях. Наконец, в XVI песне Патрокл, друг Ахилла, вступает в бой, так как не может больше видеть, как гибнут товарищи. В этом бою Патрокл погибает от руки троянского героя Гектора, сына царя Приама.

Только тогда Ахилл, мстя за друга, вступает в бой. Он убивает Гектора, жестоко издеваясь над его трупом. Однако старик Приам, отец Гектора, явившись ночью в палатку к Ахиллу, умоляет его вернуть тело сына. Ахилл, тронутый горем старика и вспоминая своего собственного отца, которого он никогда не увидит, возвращает тело Гектора и даже устанавливает перемирие, чтобы дать троянцам время оплакать погибших. Заканчивается "Илиада" погребением героев двух враждующих лагерей - Патрокла и Гектора.

Герои поэм мужественны и величественны. Они не знают страха перед врагом. И греки и троянцы изображены с большим уважением и любовью. Не случайно поэтому образцом героизма являются грек Ахилл и троянец Гектор. Ахилл - гроза для троянцев, суровый, непоколебимый воин. Он любит родину. Но в его душе живет и жалость к троянцу - старику Приаму, потерявшему родного сына. Он ощущает горечь своей собственной судьбы (ему суждено погибнуть во цвете лет). Он мстит за обиду, помнит зло, иногда плачет, как ребенок. Но основная линия его характера - это не знающий предела героизм и преданность общему делу. Замечательным примером великодушия Ахилла и вообще гуманизма древнего эпоса является сцена XXIV песни "Илиады", когда Ахилл отдает царю Приаму тело Гектора.

Говорит Ахиллес быстроногий:

"Старец, не гневай меня! Разумею и сам я, что должно

Сына тебе возвратить: от Зевса мне весть приносила

Матерь моя среброногая, нимфа морская Фетида.

Чувствую, что и тебя (от меня, ты, Приам, не сокроешь)

Сильная бога рука провела к кораблям мирмидонским...

Вместе с Приамом Ахилл сетует на тяжелую судьбу человека, вместе с ним оплакивает погибших; он разрешает Приаму двенадцать дней справлять тризну по Гектору и с богатыми дарами отпускает его в Трою.

Гектор - троянский вождь, главный защитник города. Он оставляет отца, мать, жену и ребенка, уходя в последний бой. Нежностью и беспредельной любовью овеяна сцена прощания Гектора с Андромахой и сыном. Мальчик плачет, испугавшись шлема отца. Гектор снимает с головы сияющий шлем, и ребенок смеется, тянется к нему. Задумчива и горестна мать. Она предчувствует гибель Гектора и скорбную судьбу сироты-сына. Со стены города смотрит Андромаха на последний поединок. Гектор, лишенный помощи богов, до последнего вздоха сражается с Ахиллом. Жизнь его отдана за родину.

В "Одиссее" изображаются события после разрушения Трои. Все герои вернулись домой, кроме Одиссея, царя острова Итаки. Он странствует десять лет из-за ненависти к нему бога моря Посейдона.

Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который

Странствуя долго со дня, как святой Илион им разрушен,

Многих людей города посетил и обычаи видел,

Много и сердцем скорбел на морях, о спасеньи заботясь

Жизни своей и возврате в отчизну сопутников...

Начало "Одиссеи" повествует о последних событиях из семи лет странствий Одиссея, когда он жил на острове нимфы Калипсо. Оттуда по велению богов он отправляется на родину. Прибывает Одиссей на Итаку в XIII песне. Дома его ждут жена Пенелопа, осаждаемая женихами, и ставший юношей сын Телемак. Одиссей останавливается у свинопаса, потом подвидом нищего пробирается во дворец и, наконец, в союзе с верными слугами истребляет всех претендентов на руку Пенелопы, подавляет восстание родственников убитых и начинает счастливую жизнь в кругу своей семьи. Прекрасен образ жены Одиссея Пенелопы, верной, преданной и умной женщины. Двадцать лет Пенелопа растила сына и оберегала дом в отсутствие мужа.

Гомер так описывает радость Пенелопы, когда она удостоверилась, что перед нею действительно Одиссей:

Так веселилась она, возвращенным любуясь супругом,

Рук белоснежных от шеи его оторвать не имея

Силы. В слезах бы могла их застать златотронная Эос...

Общество, представленное у Гомера, - патриархальный род, который еще не знает классового расслоения. Цари трудятся наравне с пастухами и ремесленниками, а рабы, если они и существуют, являются пленниками, взятыми на войне, и не занимают еще униженного положения в семье. Одиссей сам себе строит плот, царевна Навзикая стирает белье. Пенелопа искусно ткет.

Вместе с тем появляется имущественное неравенство, вожди получают лучшую добычу, судьба рабов зависит от воли господина. Пенелопа, например, безжалостно грозит старой, верной своим господам няне; Одиссей предает провинившихся слуг жестокой казни; воин Терсит не без основания укоряет вождей в корыстолюбии, честолюбии и обвиняет их во всех тяготах войны. Однако его слова не находят сочувствия у воинов, так как они одержимы одной идеей - победить врага. Ради этого они готовы забыть обиды со стороны вождей.

Одиссей - храбрый воин, но вместе с тем опытный в жизненных невзгодах человек. Одиссей умеет сражаться не только оружием, но и умным словом. Если надо, он может обмануть и пойти на хитрость. Главное же в нем - любовь к родной земле, к жене и сыну, которых он не видит долгие годы. Ради них он даже отверг бессмертие, которое ему хотела подарить нимфа Калипсо.

В XIV песне "Одиссеи" говорится, что "люди разные бывают, одни любят одно, другие -другое". В гомеровских поэмах боги столь же разнообразны и интересны, как и люди. Здесь верная помощница греков, особенно Одиссея, мудрая Афина, здесь же коварный, мрачный Аполлон, защитник троянцев, и дикий, покрытый кровью бог войны Арес.

А вещи, окружающие людей? Они прекрасны и "священны". Каждая вещь, сделанная руками человека, хороша и является произведением искусства. Описанию щита Ахилла посвящаются сотни строк, тщательно описывается даже задвижка на двери дома Одиссея. Человек восхищен своим уменьем, своим искусством, своей активной деятельностью. Он не только воюет и разрушает, но стремится создать нечто нужное и вместе с тем прекрасное.

Особо стоит отметить язык поэм. Написаны они гекзаметром (шестистопным дактилем), который произносился несколько нараспев. Огромное значение имеют также постоянные эпитеты, развернутые сравнения и речи героев.

Постоянные эпитеты, например "тучегонитель" Зевс, "белолокотная" Гера, "среброногая" Фетида, большей частью сложны, несколько громоздки. Развернутые сравнения (битва, например, рисуется как бушующий пожар, буря в лесу, схватка диких зверей, разлив реки, прорвавший все плотины) замедляют повествование, как и речи, которыми часто обмениваются герои во время ожесточенной битвы. Замедленный темп повествования, его величественный характер расцвечиваются необычными красками в описании природы.

В поэмах каждая вещь зрима, ощутима и красочна. Море, например,"седое" в пене прибоя, "фиалковое" под синим небом, "пурпурное" в лучах заката. Даже земля в "Илиаде" "смеется" в блеске щитов и доспехов под весенним солнцем.

Таким образом, в гомеровском эпосе воплощена не только суровая героика войны, но и радость творчества, созидательного труда и мирной жизни, основанной на уважении к человеку, на пробуждении в нем лучших, гуманных чувств.

Поэтому-то гомеровский эпос по праву считается энциклопедией древней жизни.

с.395 Как мы узна­ли в резуль­та­те мно­го­лет­них рас­ко­пок, нача­тых в 1870 г. Ген­ри­хом Шли­ма­ном и закон­чен­ных перед вто­рой миро­вой вой­ной аме­ри­кан­ским архео­ло­гом Бле­ге­ном, при­мер­но пять тысяч лет назад, око­ло 3000 г. до н. э., на неболь­шом хол­ме, рас­по­ло­жен­ном в 5- 6 кило­мет­рах от южно­го бере­га про­ли­ва Дар­да­нел­лы, неда­ле­ко от вхо­да в про­лив из Эгей­ско­го моря, впер­вые посе­ли­лись люди и постро­и­ли кре­пость. Холм этот носит сей­час турец­кое назва­ние Гис­сар­лык. Оби­та­те­ли кре­по­сти кон­тро­ли­ро­ва­ли тор­гов­лю по суше из Азии в Евро­пу и обрат­но, дер­жа в сво­их руках пере­пра­ву через про­лив. Посте­пен­но раз­ви­вав­ше­е­ся море­пла­ва­ние из Эгей­ско­го в Чер­ное море так­же ока­за­лось под кон­тро­лем оби­та­те­лей посе­ле­ния-кре­по­сти. Мно­же­ство золотых изде­лий, най­ден­ных при рас­коп­ках Шли­ма­на, гово­рит об огром­ных по тем вре­ме­нам богат­ствах, накоп­лен­ных в горо­де.

Око­ло 1900 г. до н. э. холм и его окрест­но­сти захва­ти­ло новое пле­мя, выра­щи­вав­шее лоша­дей, кото­рых не зна­ли их пред­ше­ст­вен­ни­ки. Новые при­шель­цы стро­ят кре­пость, бо́ льшую по раз­ме­рам и более могу­ще­ст­вен­ную, чем преж­няя.

Око­ло 1250 г. до н. э., если судить по архео­ло­ги­че­ским дан­ным, посе­ле­ние сно­ва было захва­че­но, раз­ру­ше­но и сожже­но, а через неко­то­рое вре­мя на хол­ме селят­ся при­шель­цы из цен­траль­ной Евро­пы. Око­ло 1100 г. до н. э. город постиг еще один пожар, и холм дела­ет­ся необи­та­е­мым на несколь­ко сот лет.

Кто жил в этом горо­де, место­по­ло­же­ние кото­ро­го более все­го соот­вет­ст­ву­ет Или­о­ну, или Трое, как он изо­бра­жен в « Илиа­де» ? Как назы­ва­ли этот город его жите­ли, не оста­вив­шие каких-либо пись­мен­ных памят­ни­ков?

В середине II тыся­че­ле­тия до н. э. зем­ли на восток от Гис­сар­лык­ско­го хол­ма при­над­ле­жа­ли могу­ще­ст­вен­ной хетт­ской дер­жа­ве. В анна­лах хетт­ско­го царя Тут­ха­лийи IV, пра­вив­ше­го при­мер­но с 1250 по 1220 г. до н. э., с.396 упо­ми­на­ют­ся две мест­но­сти, оче­вид­но нахо­див­ши­е­ся на севе­ро-запа­де Малой Азии, - Вилу­сия и Тру­и­са: одно из этих назва­ний, ско­рее Вилу­сия, веро­ят­но, носил город на Гис­сар­лык­ском хол­ме, кото­рый гре­ки впо­след­ст­вии назы­ва­ли Или­о­ном (в более древ­ние вре­ме­на Вили­о­ном), или Тро­ей. Из тех же хетт­ских анна­лов мы узна­ем, что Вилу­сия вхо­ди­ла в вое­вав­шую про­тив хет­тов коа­ли­цию.

Захва­тить столь мощ­но укреп­лен­ное посе­ле­ние мог­ла либо регу­ляр­ная армия, либо пере­се­ля­ю­ще­е­ся с жена­ми и детьми воин­ст­вен­ное пле­мя, могу­щее обос­но­вать­ся вокруг горо­да и пред­при­нять дли­тель­ную оса­ду. Так как, по архео­ло­ги­че­ским дан­ным, при­шель­цы посе­ли­лись лишь через неко­то­рый про­ме­жу­ток вре­ме­ни после раз­ру­ше­ния горо­да, веро­ят­нее все­го пред­по­ло­же­ние, что его взя­ло хетт­ское вой­ско царя Тут­ха­лийи IV: анна­лы дошли до нас не пол­но­стью, и о захва­те Вилу­сии мог­ло гово­рить­ся в утра­чен­ной для нас части анна­лов.

Сре­ди хетт­ских доку­мен­тов, най­ден­ных при рас­коп­ках хетт­ской сто­ли­цы Хат­ту­сас, обна­ру­жен отры­вок эпо­са на лувий­ском язы­ке, род­ст­вен­ном хетт­ско­му, в кото­ром упо­ми­на­лась « кру­тая Вилу­са» . Оче­вид­но, судь­ба горо­да на кру­том хол­ме Гис­сар­лык вол­но­ва­ла наро­ды хетт­ской дер­жа­вы, ибо толь­ко такие собы­тия нахо­дят отра­же­ние в геро­и­че­ском эпо­се.

Одна­ко не мень­шее впе­чат­ле­ние судь­ба Вилу­сии про­из­ве­ла на появив­ших­ся на Бал­кан­ском полу­ост­ро­ве око­ло 1900 г. до н. э. и посте­пен­но засе­ляв­ших ост­ро­ва Эгей­ско­го моря древ­них гре­ков. В XV в. до н. э. они обос­но­ва­лись проч­но на юго-запад­ной око­неч­но­сти Малой Азии, осно­вав город, кото­рый позд­нее назы­вал­ся Миле­том. Вско­ре долж­ны были они позна­ко­мить­ся и с Вилу­си­ей: когда в VIII в. до н. э. будет созда­вать­ся « Или­а­да» , холм Гис­сар­лык будет покрыт раз­ва­ли­на­ми и Гомер смо­жет систе­ма­ти­че­ски харак­те­ри­зо­вать тро­ян как « коне­бор­ных» , лишь опи­ра­ясь на полу­ты­ся­че­лет­нюю тра­ди­цию, запом­нив­шую, что жите­ли Вилу­сии выде­ля­лись сре­ди сосед­них наро­дов той ролью, кото­рую у них игра­ла лошадь. Отно­ше­ния гре­че­ских пле­мен, кото­рые, оче­вид­но, име­но­ва­ли себя ахей­ца­ми (ахай­вой), с Вилу­си­ей, види­мо, не были мир­ны­ми: об этом свиде­тель­ст­ву­ет само то обсто­я­тель­ство, что оса­да Вилу­сии (в язы­ке гре­ков Или­о­на) и ее взя­тие ока­за­лись в цен­тре гре­че­ской эпи­че­ской тра­ди­ции, ибо эта тра­ди­ция, как пока­зы­ва­ет геро­и­че­ский эпос шуме­ров и гер­ман­цев, тюрк­ских наро­дов и сла­вян, не стро­ит сво­их сюже­тов из ниче­го, все­гда отправ­ля­ясь от каких-то реаль­но имев­ших место столк­но­ве­ний. Гре­ки мог­ли пред­при­ни­мать и само­сто­я­тель­ные воен­ные экс­пе­ди­ции про­тив Вилу­сии-Или­о­на (они едва ли мог­ли закон­чить­ся взя­ти­ем горо­да), мог­ли при­ни­мать уча­стие и в войне, кото­рую вел про­тив Вилу­сии и ее союз­ни­ков хетт­ский царь: хетт­ская дер­жа­ва нахо­ди­лась в ожив­лен­ных сно­ше­ни­ях с одним из ахей­ских гре­че­ских государств, кото­рое име­ну­ет­ся в хетт­ских текстах как Ахий­а­ва и нахо­ди­лось, ско­рее все­го, на о. Родо­се. Гре­ки мог­ли быть и в чис­ле тех, кто посе­лил­ся на Гис­сар­лык­ском хол­ме после раз­ру­ше­ния горо­да.

Пытать­ся извлечь из гоме­ров­ских поэм подроб­но­сти исто­ри­че­ских собы­тий бес­по­лез­но; хотя геро­и­че­ский эпос все­гда отправ­ля­ет­ся от каких-то под­лин­ных исто­ри­че­ских фак­тов (и мы это можем дока­зать, когда в нашем с.397 рас­по­ря­же­нии есть неза­ви­си­мые свиде­тель­ства об этих собы­ти­ях), эпос так транс­фор­ми­ру­ет исто­ри­че­скую реаль­ность в духе сво­ей спе­ци­фи­че­ской поэ­ти­ки, что ника­кая рекон­струк­ция реаль­ных собы­тий на осно­ве одно­го эпо­са невоз­мож­на: мы не мог­ли бы вос­ста­но­вить по рус­ским были­нам даже в общих чер­тах собы­тия исто­рии Киев­ской Руси, если бы не зна­ли их из лето­пи­сей.

Лишь упо­ми­на­ние в хетт­ских текстах Тру­и­сы дает нам осно­ва­ние пред­по­ла­гать, что в гре­че­скую эпи­че­скую тра­ди­цию о войне и взя­тии Или­о­на- Трои про­ник­ли так­же и какие-то отго­лос­ки воен­ных собы­тий, свя­зан­ных с горо­дом Тру­и­сой, сколь­ко-нибудь отчет­ли­во замет­ные лишь в необъ­яс­ни­мом ина­че двой­ном назва­нии оса­ждав­ше­го­ся гре­ка­ми горо­да - Троя- Или­он.

Перей­дем теперь от исто­ри­че­ских собы­тий к самой древ­не­гре­че­ской эпи­че­ской тра­ди­ции. Исто­ки ее вос­хо­дят по край­ней мере к нача­лу III тыся­че­ле­тия до н. э., ко вре­ме­ни, когда пред­ки гре­ков и дру­гих индо­ев­ро­пей­ских наро­дов (в том чис­ле, по-види­мо­му, и оби­та­те­лей хол­ма Гис­сар­лык с 1900 по 1250 г. до н. э.) жили еще на их общей родине, ско­рее все­го в наших севе­ро­при­чер­но­мор­ских сте­пях. Гре­ки, когда они появи­лись на Бал­кан­ском полу­ост­ро­ве в нача­ле II тыся­че­ле­тия до н. э., пели под акком­па­не­мент лиры пес­ни о слав­ных подви­гах вои­те­лей про­шлых веков. Заво­е­ва­ние Бал­кан­ско­го полу­ост­ро­ва и воен­ные экс­пе­ди­ции II тыся­че­ле­тия до н. э. сде­ла­лись толч­ком для созда­ния новых песен, вби­рав­ших в себя древ­нюю тра­ди­цию и при­спо­саб­ли­вав­ших ее к новым обсто­я­тель­ствам. При рас­коп­ках Пилос­ско­го двор­ца, раз­ру­шен­но­го ок. 1200 г. до н. э., обна­ру­же­на фрес­ка, изо­бра­жаю­щая сидя­щую фигу­ру, играю­щую на лире, оче­вид­но, акком­па­ни­руя себе, так как соль­ная игра на лире не была извест­на гре­че­ской тра­ди­ции. Выска­зы­ва­лись пред­по­ло­же­ния, что на фрес­ке изо­бра­же­но боже­ство, но нико­му не при­шло бы в голо­ву вкла­ды­вать лиру в руки боже­ства, если бы певец, акком­па­ни­ру­ю­щий себе на лире, не был при­выч­ной фигу­рой в микен­ском обще­стве. В гроб­ни­це микен­ской эпо­хи, рас­ко­пан­ной в Мениди, неда­ле­ко от Афин, обна­ру­же­ны остат­ки шле­ма и двух лир; похо­ро­нен­ный в ней чело­век мог быть в чем-то похож на гоме­ров­ско­го вои­те­ля Ахил­ла, пев­ше­го, сидя у себя в шат­ре, о « слав­ных дея­ни­ях мужей» и акком­па­ни­ро­вав­ше­го себе на лире.

Еще гоме­ров­ские поэ­мы, про­ник­ну­тые духом новой эпо­хи, сохра­нят все же как обло­мок пра­ин­до­ев­ро­пей­ско­го при­ми­тив­но­го геро­и­че­ско­го эпо­са пора­зи­тель­ное сло­во­со­че­та­ние « неувядаю­щая сла­ва» , как сохра­нят его и свя­щен­ные гим­ны древ­не­ин­дий­ской « Ригведы» . В середине II тыся­че­ле­тия до н. э. в гре­че­скую эпи­че­скую тра­ди­цию вой­дет и сохра­нит­ся опи­са­ние боль­шо­го, « подоб­но­го башне» , щита, закры­ваю­ще­го вои­на с голо­вы до ног; к ран­не­ми­кен­ской эпо­хе вос­хо­дит и упо­ми­на­е­мый в « Илиа­де» () кожа­ный шлем, укра­шен­ный каба­ньи­ми клы­ка­ми. В после­ми­кен­ские вре­ме­на таких щитов и шле­мов не было в употреб­ле­нии, и Гомер мог знать о них лишь из поэ­ти­че­ской тра­ди­ции.

Геро­я­ми эпи­че­ских песен в микен­ское вре­мя дела­ют­ся цари тогдаш­них государств, извест­ных нам, как, напри­мер, Микен­ское и Пилос­ское цар­ства, сто­ли­цы кото­рых пред­ста­ли перед наши­ми гла­за­ми в резуль­та­те с.398 архео­ло­ги­че­ских рас­ко­пок, и дру­гих, кото­рые нам извест­ны хуже или совсем неиз­вест­ны.

Но эпос изби­ра­те­лен в исполь­зо­ва­нии исто­ри­че­ских собы­тий; из мно­же­ства воен­ных столк­но­ве­ний эпо­хи экс­пе­ди­ция под Трою, види­мо, уже вско­ре после само­го собы­тия заня­ла важ­ное место в эпи­че­ской тра­ди­ции, в репер­ту­а­ре пев­цов-аэдов. Заняв­шие в кон­це кон­цов вто­рое место пес­ни о похо­дах на город Фивы в Сред­ней Гре­ции и об ужас­ной судь­бе царя Эди­па, по-види­мо­му, так­же вос­хо­дят в сво­их исто­ках к Микен­ской эпо­хе.

Вско­ре после гибе­ли Трои страш­ная ката­стро­фа постиг­ла микен­ский мир. Двор­цы Пило­са и Микен в Пело­пон­не­се были сожже­ны, уцелев­ший дво­рец в Тирин­фе был поки­нут его оби­та­те­ля­ми. Еги­пет­ские и хетт­ские источ­ни­ки гово­рят о наше­ст­вии досе­ле неве­до­мых наро­дов, потряс­шем все восточ­ное Сре­ди­зем­но­мо­рье. В микен­скую Гре­цию втор­га­ют­ся с севе­ра сняв­ши­е­ся с места под натис­ком соседей гре­че­ские пле­ме­на эолий­цев и дорий­цев, жив­шие до сих пор родо­пле­мен­ным стро­ем где-то к севе­ру от Бал­кан­ско­го полу­ост­ро­ва. Насту­па­ет эпо­ха после­ми­кен­ско­го упад­ка. Изде­лия худо­же­ст­вен­но­го ремес­ла ста­но­вят­ся гру­бы­ми, при­ми­тив­ны­ми. Слож­ная сло­го­вая пись­мен­ность микен­ских двор­цов, так назы­вае­мое линей­ное пись­мо Б, была забы­та. Гре­ки сно­ва сде­ла­лись бес­пись­мен­ным наро­дом - насту­па­ет эпо­ха, кото­рую при­ня­то назы­вать « тем­ны­ми века­ми» . Жизнь гре­ков при­об­ре­та­ет фор­мы, харак­тер­ные для наро­дов, жив­ших родо­пле­мен­ным стро­ем и раз­ру­шив­ших более высо­кую куль­ту­ру, как это сде­ла­ли гер­ман­цы во вре­мя вели­ко­го пере­се­ле­ния наро­дов или пред­ки индий­цев арьи, раз­ру­шив­шие в XIV- XIII вв. до н. э. прото­ин­дий­скую циви­ли­за­цию. В цен­тре инте­ре­сов тако­го пле­ме­ни - воен­ные экс­пе­ди­ции пред­во­ди­те­лей с их дру­жи­на­ми, захват и дележ добы­чи, геро­и­че­ская смерть в поедин­ке с непри­я­те­лем, сла­ва подви­гов - при жиз­ни и после смер­ти. Иде­аль­ной фор­мой выра­же­ния идео­ло­гии тако­го обще­ства явля­ет­ся геро­и­че­ский эпос: ею про­ник­ну­ты пес­ни древ­не­ис­ланд­ской « Стар­шей Эдды» , индий­ская « Махаб­ха­ра­та» , геро­и­че­ский эпос тюрк­ских наро­дов.

Гре­ки эолий­ско­го пле­ме­ни, жив­шие пер­во­на­чаль­но север­нее, усва­и­ва­ют поэ­ти­че­скую тра­ди­цию Микен­ской эпо­хи, объ­еди­ня­ют ее со сво­ей соб­ст­вен­ной: язык гоме­ров­ских поэм свиде­тель­ст­ву­ет о том, что поэ­ти­че­ская тра­ди­ция микен­ских вре­мен дошла до Гоме­ра через эолий­ских аэдов - твор­цов геро­и­че­ских эпи­че­ских песен пер­вых после­ми­кен­ских веков.

В X в. до н. э. эолий­цы и гре­ки ионий­ско­го пле­ме­ни, жив­шие в Гре­ции, види­мо, уже в микен­ские вре­ме­на, начи­на­ют коло­ни­зи­ро­вать ост­ро­ва Эгей­ско­го моря и север­ную часть запад­но­го побе­ре­жья Малой Азии. В усло­ви­ях тес­но­го кон­так­та эолий­цев и ионян эпи­че­ская тра­ди­ция пере­хо­дит к ионий­ским аэдам. Из спла­ва эолий­ских и ионий­ских диа­лект­ных черт с сохра­не­ни­ем арха­из­мов еще более древ­них эпох скла­ды­ва­ет­ся поэ­ти­че­ский язык гоме­ров­ско­го эпо­са. Язык этот был поня­тен слу­ша­те­лям, при­вык­шим с дет­ства к пес­ням аэдов - твор­цов и испол­ни­те­лей гре­че­ско­го эпо­са, хотя в жиз­ни никто на этом язы­ке не гово­рил. Необыч­ность язы­ка под­чер­ки­ва­ла необыч­ность собы­тий, о кото­рых повест­во­ва­ли аэды, помо­га­ла слу­ша­те­лям пере­не­стись в мир геро­и­че­ско­го про­шло­го, люди кото­ро­го пред­став­ля­лись намно­го силь­нее, храб­рее, во всех отно­ше­ни­ях с.399 зна­чи­тель­нее нынеш­них. Если даже какое-то выра­же­ние ока­зы­ва­лось не совсем понят­ным, это толь­ко под­ни­ма­ло авто­ри­тет аэда, кото­рый казал­ся знаю­щим то, чего не зна­ют про­стые люди.

Чет­ко уре­гу­ли­ро­ван­ный сти­хотвор­ный раз­мер - гек­са­метр, где каж­дый стих состо­ял из шести стоп с пра­виль­ным чере­до­ва­ни­ем дол­гих и крат­ких сло­гов, харак­тер­ным для всей древ­не­гре­че­ской поэ­зии, неза­тей­ли­вая тор­же­ст­вен­ная мело­дия сти­хов, пев­ших­ся под акком­па­не­мент лиры, - все это еще боль­ше при­под­ни­ма­ло песнь аэда над уров­нем повсе­днев­но­го суще­ст­во­ва­ния слу­ша­те­лей.

Меж­ду тем Гре­ция посте­пен­но выхо­ди­ла из состо­я­ния тяже­ло­го эко­но­ми­че­ско­го упад­ка, поли­ти­че­ской и куль­тур­ной дегра­да­ции, в кото­рые она впа­ла после гибе­ли микен­ских царств. В X в. до н. э. гре­ки начи­на­ют в замет­ных коли­че­ствах выплав­лять желе­зо, и оно посте­пен­но вытес­ня­ет брон­зу в каче­стве мате­ри­а­ла для изготов­ле­ния орудий труда и ору­жия. Насту­па­ет подъ­ем зем­леде­лия, ремес­ла и тор­гов­ли, уве­ли­чи­ва­ет­ся чис­лен­ность насе­ле­ния. Воз­рож­да­ет­ся на новой осно­ве изо­бра­зи­тель­ное искус­ство - вазо­вая живо­пись, релье­фы на брон­зе, скульп­ту­ра. Рели­ги­оз­ные празд­не­ства и погре­баль­ные цере­мо­нии соби­ра­ют все боль­ше людей из сосед­них мест­но­стей, и испол­не­ние эпи­че­ских поэм сопер­ни­чаю­щи­ми меж­ду собой в мастер­стве аэда­ми ста­но­вит­ся неотъ­ем­ле­мым эле­мен­том празд­нич­ных или тра­ур­ных цере­мо­ний.

Нако­нец, око­ло 800 г. до н. э., гре­ки заим­ст­ву­ют у фини­кий­цев и при­спо­саб­ли­ва­ют к гре­че­ско­му язы­ку фини­кий­ский алфа­вит. В тече­ние VIII в. до н. э. он рас­про­стра­ня­ет­ся, как об этом свиде­тель­ст­ву­ют над­пи­си, по все­му гре­че­ско­му миру. Этим закон­чил­ся длив­ший­ся четы­ре сто­ле­тия пери­од, в тече­ние кото­ро­го после­ми­кен­ские гре­ки обхо­ди­лись без пись­мен­но­сти, пери­од фор­ми­ро­ва­ния древ­не­гре­че­ско­го народ­но­го геро­и­че­ско­го эпо­са.

И вот в то самое вре­мя, когда начав­ший­ся подъ­ем все уско­рял­ся в вос­хо­дя­щем тем­пе, где-то в ионий­ских коло­ни­ях - на ост­ро­вах или в Малой Азии - тра­ди­ци­он­ное искус­ство аэда усво­ил юно­ша, наде­лен­ный от при­ро­ды поэ­ти­че­ским гени­ем, какой не про­яв­лял­ся до того и про­явил­ся с тех пор все­го несколь­ко раз на про­тя­же­нии всей исто­рии чело­ве­че­ства. Имя его - Гомер.

Био­гра­фи­че­ские сведе­ния о нем, дошед­шие до нас от позд­ней­ших антич­ных авто­ров, про­ти­во­ре­чи­вы, не все­гда прав­до­по­доб­ны, зача­стую пред­став­ля­ют собой оче­вид­ные домыс­лы. Гре­ки позд­ней­ших вре­мен не зна­ли даже, откуда Гомер был родом, что нашло свое отра­же­ние в зна­ме­ни­той эпи­грам­ме, вошед­шей в так назы­вае­мую « Гре­че­скую анто­ло­гию» .

Гомер дол­жен был впи­тать в себя с юных лет веко­вую и даже тыся­че­лет­нюю тра­ди­цию уст­но­го эпи­че­ско­го твор­че­ства. У это­го жан­ра фольк­ло­ра есть свои зако­но­мер­но­сти, более или менее общие для всех наро­дов, кото­рые созда­ют фольк­лор­ный геро­и­че­ский эпос. Выяв­ля­ют­ся эти зако­ны лег­че все­го при изу­че­нии эпи­че­ско­го твор­че­ства наро­дов, у кото­рых оно с.401 еще живо, где самый про­цесс твор­че­ства мож­но непо­сред­ст­вен­но наблюдать и иссле­до­вать. Такие наблюде­ния были пред­при­ня­ты рус­ским уче­ным В. В. Рад­ло­вым в отно­ше­нии эпо­са тюрк­ских наро­дов еще в XIX в. В нашем веке еще живое эпи­че­ское твор­че­ство наро­дов Юго­сла­вии изу­ча­ли с этой точ­ки зре­ния Мати­ас Мур­ко, аме­ри­кан­цы Миль­ман Парри и его уче­ник Аль­берт Лорд. Иссле­до­ва­лось и иссле­ду­ет­ся и эпи­че­ское твор­че­ство дру­гих наро­дов.

При этом выяс­ни­лось, что в фольк­лор­ном эпо­се важ­ней­шее место зани­ма­ет импро­ви­за­ция в про­цес­се испол­не­ния. Певец или ска­зи­тель нико­гда не повто­ря­ет еди­но­жды создан­ный и раз навсе­гда заучен­ный текст. Эпи­че­ская песнь в извест­ной мере тво­рит­ся зано­во для каж­до­го испол­не­ния, но для того чтобы спра­вить­ся с этой зада­чей, певец дер­жит нагото­ве у себя в памя­ти целый набор эпи­че­ских кли­ше, под­хо­дя­щих оди­на­ко­во для пес­ней на раз­лич­ные сюже­ты. Объ­ем этих кли­ше колеб­лет­ся от соче­та­ния суще­ст­ви­тель­но­го с его посто­ян­ным эпи­те­том, пере­хо­дя­щим из пес­ни в песнь, как « доб­рый мо́ лодец» или « силуш­ка вели­кая» рус­ских былин, при­над­ле­жа­щих к тому же жан­ру геро­и­че­ско­го эпо­са, до целых бло­ков в несколь­ко сти­хов, опи­сы­ваю­щих какую-то повто­ря­ю­щу­ю­ся типи­че­скую ситу­а­цию.

Фольк­лор­ный эпос обыч­но одно­ли­не­ен в раз­ви­тии повест­во­ва­ния: собы­тия, кото­рые в жиз­ни есте­ствен­но про­ис­хо­ди­ли бы одновре­мен­но, раз­ви­ва­ясь парал­лель­но, эпос изо­бра­жа­ет как про­ис­хо­дя­щие после­до­ва­тель­но. Дей­ст­ву­ю­щие лица все­гда харак­те­ри­зу­ют­ся одно­знач­но поло­жи­тель­но или отри­ца­тель­но, рису­ют­ся либо сплош­ной чер­ной, либо белой крас­кой. Харак­те­ры геро­ев изо­бра­жа­ют­ся ста­тич­но, в них не вид­но раз­ви­тия, даже если цикл эпи­че­ских пес­ней изо­бра­жа­ет судь­бу героя от рож­де­ния до самой гибе­ли.

Эту фольк­лор­ную эпи­че­скую поэ­ти­ку вме­сте с тех­ни­кой импро­ви­за­ции уна­сле­до­вал от сво­их учи­те­лей и Гомер. Так, в част­но­сти, Гомер сохра­ня­ет фольк­лор­ную одно­ли­ней­ность повест­во­ва­ния; этот прин­цип изо­бра­же­ния собы­тий был открыт у Гоме­ра Ф. Ф. Зелин­ским и был назван им « зако­ном хро­но­ло­ги­че­ской несов­ме­сти­мо­сти» . Так, в III пес­ни « Или­а­ды» поэт сна­ча­ла дает доволь­но длин­ную сце­ну меж­ду Еле­ной и Пари­сом, спа­сен­ным Афро­ди­той от рук Мене­лая, а затем уже сооб­ща­ет о том, как Мене­лай разыс­ки­вал Пари­са на поле сра­же­ния, в то вре­мя как Мене­лай, есте­ствен­но, дол­жен был ринуть­ся на поис­ки Пари­са сра­зу после того, как тот исчез.

Широ­ко исполь­зу­ет Гомер и харак­тер­ные для фольк­лор­но­го эпо­са и вооб­ще для фольк­ло­ра кли­ше. Бог Апол­лон у него мно­го­крат­но харак­те­ри­зу­ет­ся как « среб­ро­лу­кий» , а Ахилл как « быст­ро­но­гий» , хотя спо­соб­ность Ахил­ла быст­ро бегать не игра­ет роли в раз­ви­тии дей­ст­вия « Или­а­ды» и в XXII пес­ни () он так и не смог догнать убе­гав­ше­го от него Гек­то­ра. Небо име­ну­ет­ся звезд­ным, даже когда дей­ст­вие про­ис­хо­дит средь бела дня (« Или­а­да» , ; ). В I пес­ни « Или­а­ды» в опи­са­нии жерт­во­при­но­ше­ния мы чита­ем:

Образ глав­но­го героя « Или­а­ды» Ахил­ла не толь­ко неод­но­зна­чен, но и обна­ру­жи­ва­ет на про­тя­же­нии поэ­мы чер­ты раз­ви­тия. Ахилл, силь­ней­ший из силь­ных и храб­рей­ший из храб­рых, не выдер­жи­ва­ет обиды, нане­сен­ной ему вер­хов­ным пред­во­ди­те­лем ахей­цев под Тро­ей Ага­мем­но­ном, ото­брав­шим у него люби­мую им плен­ни­цу Бри­се­иду. Раз­гне­ван­ный Ахилл пере­ста­ет участ­во­вать в сра­же­ни­ях и через свою мать, боги­ню Фети­ду, доби­ва­ет­ся того, что Зевс нис­по­сы­ла­ет ахей­цам пора­же­ния, кото­рые застав­ля­ют их рас­ка­ять­ся в обиде, нане­сен­ной само­му могу­че­му из геро­ев. Гомер при­зна­ет, что у Ахил­ла были все осно­ва­ния для того, чтобы прий­ти в ярость, и все же он уже во вступ­ле­нии к « Илиа­де» назы­ва­ет гнев Ахил­ла « губи­тель­ным, пагуб­ным» ( : в пере­во­де Гнеди­ча « гроз­ный» ), а затем шаг за шагом пока­зы­ва­ет, что поведе­ние Ахил­ла при­ве­ло к гибе­ли его луч­ше­го дру­га Патрок­ла . Ахилл нако­нец рас­ка­и­ва­ет­ся в сво­ем поведе­нии. Он высту­па­ет на защи­ту ахей­цев и уби­ва­ет в поедин­ке Гек­то­ра. Но здесь Гомер изо­бра­жа­ет Ахил­ла пре­сту­пив­шим в скор­би по Патро­клу и в нена­ви­сти к Гек­то­ру боже­ские и чело­ве­че­ские зако­ны: Ахилл глу­мит­ся над телом мерт­во­го Гек­то­ра и соби­ра­ет­ся лишить его погре­бе­ния. Лишь в заклю­чи­тель­ной пес­ни « Или­а­ды» Гомер пока­зы­ва­ет Ахил­ла, смяг­чен­но­го горем явив­ше­го­ся к нему отца Гек­то­ра При­а­ма. Ахилл выда­ет ему для погре­бе­ния тело Гек­то­ра и сам пла­чет вме­сте с При­а­мом (). Тот самый Ахилл, кото­ро­го лишь вме­ша­тель­ство Афи­ны удер­жа­ло в I пес­ни от напа­де­ния на Ага­мем­но­на (), в XXIV, послед­ней, сам при­ни­ма­ет зара­нее меры, чтобы не допу­стить вспыш­ки гне­ва, кото­рая мог­ла бы побудить его посяг­нуть на явив­ше­го­ся к нему про­си­те­лем При­а­ма ().

Одним из наи­бо­лее бро­саю­щих­ся в гла­за худо­же­ст­вен­ных при­е­мов гоме­ров­ско­го эпо­са явля­ет­ся изо­бра­же­ние геро­ев дей­ст­ву­ю­щи­ми не по соб­ст­вен­но­му побуж­де­нию, а полу­чаю­щи­ми в важ­ные момен­ты помощь и сове­ты от покро­ви­тель­ст­ву­ю­щих им богов. Так, уже в I пес­ни « Или­а­ды» види­мая толь­ко Ахил­лу Афи­на по пору­че­нию Геры оста­нав­ли­ва­ет его в тот момент, когда он был готов бро­сить­ся с мечом на Ага­мем­но­на, и обе­ща­ет Ахил­лу удо­вле­тво­ре­ние за нане­сен­ную ему обиду (). В III пес­ни Афро­ди­та спа­са­ет от гибе­ли Пари­са-Алек­сандра, потер­пев­ше­го пора­же­ние в поедин­ке с Мене­ла­ем (). При этом боги все­гда доби­ва­ют­ся того, чтобы дей­ст­вие раз­ви­ва­лось либо в соот­вет­ст­вии с уже сло­жив­шей­ся эпи­че­ской тра­ди­ци­ей, либо в согла­сии с худо­же­ст­вен­ным замыс­лом поэта, так что немец­кие фило­ло­ги мет­ко оха­рак­те­ри­зо­ва­ли эту пора­зи­тель­ную чер­ту гоме­ров­ско­го эпо­са как Göt­te­rap­pa­rat - т. е. « аппа­рат богов» , кото­рый поэт исполь­зу­ет для раз­ви­тия дей­ст­вия в нуж­ном направ­ле­нии.

Оче­вид­но, люди дого­ме­ров­ской и гоме­ров­ской эпо­хи мог­ли в кри­ти­че­ских ситу­а­ци­ях ощу­щать при­ни­ма­е­мые ими реше­ния как резуль­тат с.404 вну­ше­ния боже­ства, а кому-то из них каза­лось, что он слы­шал их ука­за­ния или даже видел этих богов в чело­ве­че­ском или в каком-либо ином обли­ке. Одна­ко в гоме­ров­ской поэ­зии вме­ша­тель­ство богов в дела людей и их руко­вод­ство геро­я­ми явно пре­вра­ти­лись в худо­же­ст­вен­ный при­ем, име­ю­щий, в част­но­сти, целью при­под­нять геро­ев эпо­са и их дела над обыч­ным чело­ве­че­ским уров­нем. Не слу­чай­но неожидан­ное выступ­ле­ние Тер­си­та, при­звав­ше­го вои­нов отправ­лять­ся по домам, моти­ви­ро­ва­но все­го лишь его соб­ст­вен­ным низ­мен­ным харак­те­ром, а про­ти­во­дей­ст­вие, кото­рое ока­зал ему и дру­гим желав­шим вер­нуть­ся Одис­сей, моти­ви­ро­ва­но полу­чен­ным им от Афи­ны пору­че­ни­ем (« Или­а­да» , ): вме­ша­тель­ства богов Гомер удо­ста­и­ва­ет толь­ко луч­ших - бла­го­род­ных геро­ев знат­но­го про­ис­хож­де­ния.

Даже саму судь­бу - Мой­ру - ста­вит Гомер на служ­бу сво­им худо­же­ст­вен­ным зада­чам: он при­бе­га­ет к ссыл­ке на нее, когда не может, не всту­пая в про­ти­во­ре­чие с тра­ди­ци­ей или с общим замыс­лом про­из­веде­ния, раз­ви­вать дей­ст­вие так, как это соот­вет­ст­во­ва­ло бы его сим­па­ти­ям или было в дан­ный момент худо­же­ст­вен­но выиг­рыш­но. Так, явно сочув­ст­ву­ю­щий Гек­то­ру в его поедин­ке с Ахил­лом поэт застав­ля­ет сочув­ст­во­вать Гек­то­ру само­го Зев­са () и объ­яс­ня­ет гибель Гек­то­ра, види­мо закреп­лен­ную в тра­ди­ции и, во вся­ком слу­чае, необ­хо­ди­мую в соот­вет­ст­вии с замыс­лом « Или­а­ды» , реше­ни­ем судь­бы.

Дого­ме­ров­ская эпи­че­ская тра­ди­ция была обшир­на и раз­но­об­раз­на. Слу­ша­те­ли Гоме­ра долж­ны были хоро­шо пом­нить мно­же­ство ска­за­ний о богах и геро­ях, оче­вид­но, чаще все­го обле­чен­ных в эпи­че­скую фор­му. Об этом гово­рит то, что Гомер часто доволь­ст­ву­ет­ся лишь наме­ка­ми на чрез­вы­чай­но инте­рес­ные мифи­че­ские эпи­зо­ды типа подви­гов Герак­ла и кон­флик­тов, воз­ни­кав­ших у Зев­са с пре­сле­до­вав­шей Герак­ла Герой: ауди­то­рия не про­сти­ла бы Гоме­ру такой ску­по­сти в изло­же­нии, если бы боль­шин­ству слу­ша­те­лей не было хоро­шо извест­но, о чем идет речь. Неко­то­рые эпи­зо­ды из эпи­че­ской тра­ди­ции, в том чис­ле и не отно­ся­щей­ся к Тро­ян­ской войне, Гомер, судя по все­му, исполь­зо­вал в сво­их поэ­мах не толь­ко непо­сред­ст­вен­но, но и в каче­стве отправ­ных пунк­тов для созда­ния ана­ло­гич­ных эпи­зо­дов на совсем дру­гом мате­ри­а­ле. Так, есть осно­ва­ния думать, что древ­нее повест­во­ва­ние о гне­ве Меле­а­г­ра и об его отка­зе сра­жать­ся, кото­рое исполь­зу­ет в сво­ей речи, уве­ще­вая Ахил­ла, Феникс (« Или­а­да» , ), мог­ло подать Гоме­ру идею поста­вить гнев Ахил­ла в цен­тре дей­ст­вия « Или­а­ды» .

Гомер мог опи­рать­ся на сло­жив­шу­ю­ся эпи­че­скую тра­ди­цию о Тро­ян­ской войне и дол­жен был счи­тать­ся с ней начи­ная с ее предыс­то­рии с похи­ще­ни­ем Еле­ны и кон­чая взя­ти­ем Трои с помо­щью дере­вян­но­го коня и воз­вра­ще­ни­ем ахей­цев из-под Трои. Гомер не стал в сво­их дошед­ших до нас поэ­мах пытать­ся после­до­ва­тель­но изла­гать ход вой­ны. Он ска­зал свое, новое сло­во о похо­де гре­ков под Трою, скон­цен­три­ро­вав его в двух боль­ших поэ­мах, каж­дая из кото­рых посвя­ще­на все­го лишь одно­му эпи­зо­ду - ссо­ре Ахил­ла с Ага­мем­но­ном и победе его над Гек­то­ром и, соот­вет­ст­вен­но, воз­вра­ще­нию Одис­сея на Ита­ку. Для народ­но­го эпо­са типич­ны либо корот­кая песнь, посвя­щен­ная одно­му эпи­зо­ду, либо более про­стран­ное с.405 повест­во­ва­ние, нани­зы­ваю­щее после­до­ва­тель­но эпи­зо­ды. В духе этой тра­ди­ции долж­ны были стро­ить свои пес­ни пред­ше­ст­вен­ни­ки Гоме­ра, и так посту­па­ли даже его бли­жай­шие пре­ем­ни­ки, нахо­див­ши­е­ся в общем под его вли­я­ни­ем, - так назы­вае­мые кик­ли­че­ские поэты. Гени­аль­ный при­ем Гоме­ра был заме­чен уже в древ­но­сти, и Ари­сто­тель писал в сво­ей « Поэ­ти­ке» : « Дума­ет­ся, что заблуж­да­ют­ся все поэты, кото­рые сочи­ня­ли “Герак­ле­иду”, “Тесе­иду” и тому подоб­ные поэ­мы, - они дума­ют, что раз Геракл был один, то и ска­за­ние [о нем] долж­но быть еди­но. А Гомер, как и впро­чем [перед дру­ги­ми] отли­ча­ет­ся, так и тут, как вид­но, посмот­рел на дело пра­виль­но, по даро­ва­нию ли сво­е­му или по искус­ству: сочи­няя “Одис­сею”, он не взял все­го, что с [геро­ем] слу­чи­лось, - и как он был ранен на Пар­нассе, и как он при­тво­рял­ся безум­ным во вре­мя сбо­ров на вой­ну, - пото­му что во всем этом нет ника­кой необ­хо­ди­мо­сти или веро­ят­но­сти, чтобы за одним сле­до­ва­ло дру­гое; [нет] он сло­жил “Одис­сею”, рав­но как и “Или­а­ду” вокруг одно­го дей­ст­вия» (1451a, 19- 30) .

Осо­бен­но слож­но в ком­по­зи­ци­он­ном отно­ше­нии постро­е­на « Одис­сея» : повест­во­ва­ние несколь­ко раз пере­хо­дит от сына Одис­сея Теле­ма­ха к само­му Одис­сею и обрат­но, пока, нако­нец, обе линии не объ­еди­ня­ют­ся в завер­шаю­щей части поэ­мы, изо­бра­жаю­щей рас­пра­ву Одис­сея над пре­тен­ден­та­ми на руку Пене­ло­пы. При этом основ­ная часть фан­та­сти­че­ских при­клю­че­ний Одис­сея изла­га­ет­ся поэтом в виде повест­во­ва­ния Одис­сея во двор­це царя феа­ков Алки­ноя.

Чет­ко про­ду­ма­но в целом и постро­е­ние « Или­а­ды» . Взры­ву гне­ва Ахил­ла в I пес­ни сим­мет­рич­но соот­вет­ст­ву­ет уми­ротво­ре­ние его души при свида­нии с При­а­мом в пес­ни завер­шаю­щей. Оче­вид­но, не слу­чай­но вско­ре после завяз­ки дей­ст­вия « Или­а­ды» и перед завер­ше­ни­ем насту­па­ют задерж­ки раз­ви­тия дей­ст­вия: во II пес­ни поэт вво­дит длин­ные пере­чис­ле­ния ахей­ских и тро­ян­ских пред­во­ди­те­лей, а сцене выку­па тела Гек­то­ра в кон­це поэ­мы непо­сред­ст­вен­но пред­ше­ст­ву­ет пре­ры­ваю­щий дей­ст­вие рас­сказ о состя­за­ни­ях над гро­бом Патрок­ла.

Гомер в отли­чие от более позд­них « кик­ли­че­ских» авто­ров с боль­шой осто­рож­но­стью исполь­зу­ет гру­бо фан­та­сти­че­ские фольк­лор­ные моти­вы. В « Одис­сее» ска­зоч­ные при­клю­че­ния героя в неве­до­мых стра­нах вкла­ды­ва­ют­ся поэтом в уста само­го Одис­сея: поэт не хочет брать на себя пол­ную ответ­ст­вен­ность за их реаль­ность. В « Илиа­де» ниче­го не гово­рит­ся о неуяз­ви­мо­сти Ахил­ла, кото­рой, по имев­шим во вре­ме­на Гоме­ра хож­де­ние рас­ска­зам, наде­ли­ла его Фети­да; более того, в он, по-види­мо­му, даже поле­ми­зи­ру­ет с этим пред­став­ле­ни­ем. В рас­ска­зе о Бел­ле­ро­фон­те () обхо­дит­ся мол­ча­ни­ем вол­шеб­ный помощ­ник Бел­ле­ро­фон­та - кры­ла­тый конь Пегас, с помо­щью кото­ро­го Бел­ле­ро­фонт совер­шал свои подви­ги и, в част­но­сти, убил Химе­ру, как по дого­ме­ров­ским ска­за­ни­ям, так и у позд­ней­ших поэтов, напри­мер у Пин­да­ра.

Хотя поэ­мы в целом постро­е­ны по тща­тель­но обду­ман­но­му пла­ну, вни­ма­ние поэта, искус­ство кото­ро­го сфор­ми­ро­ва­лось как искус­ство аэда-импро­ви­за­то­ра, все­гда сосре­дото­че­но на эпи­зо­де, кото­рый он созда­ет в с.406 дан­ный момент. Ему чуж­до стрем­ле­ние к скру­пу­лез­ной после­до­ва­тель­но­сти повест­во­ва­ния во всех дета­лях. Так, в « Илиа­де» Ага­мем­нон, Дио­мед, Одис­сей полу­ча­ют серь­ез­ные ране­ния, но когда поэту нуж­но пока­зать их сно­ва на поле бра­ни, он не сму­ща­ет­ся тем, что им ниче­го не было ска­за­но об их исце­ле­нии.

В VI пес­ни « Или­а­ды» () Дио­мед дела­ет заяв­ле­ние, ско­рее все­го тра­ди­ци­он­ное для геро­ев еще дого­ме­ров­ско­го эпо­са: « Я, пожа­луй, не ста­ну сра­жать­ся с бога­ми» . Поэт здесь не видит про­ти­во­ре­чия с тем, что в преды­ду­щей пес­ни он изо­бра­зил Дио­меда в исклю­чи­тель­ной ситу­а­ции - раня­щим с соиз­во­ле­ния Афи­ны Афро­ди­ту и Аре­са.

Раз­го­вор Еле­ны с При­а­мом на тро­ян­ской стене, когда она назы­ва­ет поимен­но ахей­ских геро­ев и рас­ска­зы­ва­ет о них, а так­же поеди­нок Пари­са с Мене­ла­ем, изо­бра­жен­ные в III пес­ни, кажут­ся не совсем есте­ствен­ны­ми на деся­том году вой­ны: они были бы гораздо умест­нее в нача­ле оса­ды Трои. Одна­ко поэт не счи­та­ет­ся с этим: эти эпи­зо­ды нуж­ны ему для раз­ви­тия дей­ст­вия в его поэ­ме, и он сме­ло вво­дит их, под­дер­жи­вая инте­рес слу­ша­те­ля, застав­ляя его все вре­мя оста­вать­ся в напря­жен­ном ожида­нии.

В IX пес­ни « Или­а­ды» посоль­ст­вом к Ахил­лу отправ­ля­ют­ся Феникс, Аякс, сын Тела­мо­на, и Одис­сей (), но затем о них гово­рит­ся в двой­ст­вен­ном чис­ле (), употреб­ляв­шем­ся в гре­че­ском язы­ке толь­ко по отно­ше­нию к двум людям или двум пред­ме­там.

Эти и ряд дру­гих непо­сле­до­ва­тель­но­стей в тек­сте « Или­а­ды» и « Одис­сеи» , не вполне одно­род­ный язык поэм объ­яс­ня­ют­ся, оче­вид­но, тем, что они скла­ды­ва­лись посте­пен­но, на про­тя­же­нии мно­гих лет, с исполь­зо­ва­ни­ем эпи­че­ских песен пред­ше­ст­вен­ни­ков Гоме­ра, песен, вос­хо­див­ших к раз­ным ответв­ле­ни­ям эпи­че­ской тра­ди­ции.

Уже дав­но вызы­ваю­щая недо­уме­ние иссле­до­ва­те­лей X песнь « Или­а­ды» (так назы­вае­мая « Доло­ния» ), сла­бо свя­зан­ная с основ­ным содер­жа­ни­ем и при­чуд­ли­во соче­таю­щая арха­из­мы с упо­ми­на­ни­ем вер­хо­вой езды и с дру­ги­ми харак­тер­ны­ми чер­та­ми близ­кой к Гоме­ру эпо­хи, оче­вид­но, явля­ет­ся встав­кой само­го Гоме­ра в более или менее гото­вый текст « Или­а­ды» . Види­мо, поэт не смог удер­жать­ся от того, чтобы сохра­нить от забве­ния песнь на тро­ян­скую тему, создан­ную им в несколь­ко иной мане­ре, с исполь­зо­ва­ни­ем не тех песен его пред­ше­ст­вен­ни­ков, кото­рые послу­жи­ли ему основ­ным мате­ри­а­лом для созда­ния « Или­а­ды» , а каких-то дру­гих.

Герои Гоме­ра живут в услов­но при­под­ня­том эпи­че­ском мире. Харак­тер­ны­ми чер­та­ми его худо­же­ст­вен­но­го мето­да, сло­жив­ши­ми­ся уже в фольк­лор­ном эпо­се, явля­ют­ся геро­иза­ция и арха­и­за­ция. Герои Гоме­ра как под­лин­ные эпи­че­ские герои боль­ше все­го стре­мят­ся к сла­ве, при жиз­ни и после смер­ти. Ахилл пред­по­чи­та­ет гибель, неиз­беж­ную вско­ре после того, как он убьет Гек­то­ра, бес­слав­но­му суще­ст­во­ва­нию:

Сво­е­му коню Ксан­фу, заго­во­рив­ше­му чело­ве­че­ским голо­сом и пред­у­преж­даю­ще­му его о гро­зя­щей ему гибе­ли, Ахилл гово­рит:

Гек­тор, вызы­вая ахей­цев на поеди­нок, пред­ла­га­ет в слу­чае сво­ей победы выдать тело про­тив­ни­ка для погре­бе­ния:

Гоме­ров­ские герои посто­ян­но пыта­ют­ся пре­взой­ти друг дру­га в доб­ле­сти, и два­жды появ­ля­ю­ща­я­ся в « Илиа­де» фор­му­ла

отчет­ли­во переда­ет царя­щий в эпо­се дух геро­и­че­ско­го сопер­ни­че­ства.

При­под­ни­мая сво­их геро­ев над обыч­ны­ми людь­ми - сво­и­ми совре­мен­ни­ка­ми или рядо­вы­ми вои­на­ми геро­и­че­ской эпо­хи, Гомер, сле­дуя эпи­че­ской тра­ди­ции, изо­бра­жа­ет сра­же­ние как серию поедин­ков . Рядо­вые вои­ны не при­ни­ма­ют­ся в рас­чет, и исход всей вой­ны зави­сит от того, будет ли сра­жать­ся Ахилл, един­ст­вен­ный из ахей­ских вои­те­лей, спо­соб­ный одо­леть Гек­то­ра. Имен­но в силу это­го поеди­нок Ахил­ла и Гек­то­ра дела­ет­ся цен­траль­ным эпи­зо­дом всей вой­ны.

Вре­мя Гоме­ра - вре­мя рас­про­стра­не­ния желе­за как мате­ри­а­ла для изготов­ле­ния и орудий труда, и ору­жия. Гомер отлич­но зна­ет, како­ва цен­ность желе­за для изготов­ле­ния раз­лич­ных хозяй­ст­вен­ных инстру­мен­тов (« Или­а­да» , ). Гомер, оче­вид­но, сам видел, как дей­ст­ву­ют в бою сталь­ным мечом: брон­зо­вым мечом невоз­мож­но так отру­бить руку, как это нагляд­но изо­бра­же­но в « Илиа­де» (). Дух Ахил­ла с.408
(« Или­а­да» , ) и серд­це При­а­ма, решив­ше­го отпра­вить­ся за телом сына в ахей­ский лагерь ( , ), мета­фо­ри­че­ски харак­те­ри­зу­ют­ся в « Илиа­де» как желез­ные. Пан­дар стре­ля­ет стре­ла­ми с желез­ны­ми нако­неч­ни­ка­ми (« Или­а­да» , ), и тем не менее на всем про­тя­же­нии « Или­а­ды» герои сра­жа­ют­ся брон­зо­вым ору­жи­ем: тако­ва сила тен­ден­ции к арха­и­зи­ру­ю­щей иде­а­ли­за­ции.

Рыба все­гда была одним из основ­ных про­дук­тов пита­ния в Гре­ции. Одна­ко герои Гоме­ра едят мясо и хлеб, но не рыбу, и в « Илиа­де» лишь мимо­хо­дом упо­ми­на­ет­ся уже­ние рыбы ( ; ср. еще ) и лов­ля рыб сетью ().

При­ме­ты совре­мен­ной Гоме­ру жиз­ни про­яв­ля­ют­ся боль­ше все­го в рас­сы­пан­ных в тек­сте поэм раз­вер­ну­тых срав­не­ни­ях, кото­рые пора­жа­ют раз­но­об­ра­зи­ем и точ­но­стью дета­лей, неожидан­но­стью ассо­ци­а­ций. Упор­ная бит­ва, не даю­щая пере­ве­са ни той ни дру­гой сто­роне, срав­ни­ва­ет­ся с веса­ми « чест­ной руко­дель­ни­цы» , точ­но отве­ши­ваю­щей шерсть, кото­рую она прядет, чтобы хоть как-то про­кор­мить себя и детей (« Или­а­да» , ). Вои­ны, сра­жаю­щи­е­ся за тело Сар­пе­до­на, срав­ни­ва­ют­ся с муха­ми, роя­щи­ми­ся вокруг подой­ни­ков с моло­ком (« Или­а­да» , ). То со львом, то с ослом срав­ни­ва­ет­ся Аякс, сын Тела­мо­на:

Воз­вра­щая слу­ша­те­ля эпи­че­ской поэ­мы на какое-то вре­мя в реаль­ный мир, в кото­ром он живет, гоме­ров­ские срав­не­ния силой кон­тра­ста еще более при­под­ни­ма­ли над обы­ден­ным уров­нем повест­во­ва­ние о подви­гах геро­ев минув­ших дней.

Несмот­ря на то что боги все вре­мя появ­ля­ют­ся в « Илиа­де» и помо­га­ют напра­вить дей­ст­вие в нуж­ную поэту сто­ро­ну, по сути дела инте­ре­сы и поэта, и его геро­ев сосре­дото­че­ны на посю­сто­рон­нем чело­ве­че­ском мире. От богов, как они изо­бра­же­ны в « Илиа­де» , оче­вид­но в духе эпи­че­ской с.409 тра­ди­ции, чело­ве­ку не при­хо­дит­ся ждать спра­вед­ли­во­сти или уте­ше­ния в жиз­нен­ных горе­стях; они погло­ще­ны сво­и­ми инте­ре­са­ми и пред­ста­ют перед нами суще­ства­ми с нрав­ст­вен­ным уров­нем, соот­вет­ст­ву­ю­щим отнюдь не луч­шим пред­ста­ви­те­лям чело­ве­че­ско­го рода. Так, Зевс угро­жа­ет Гере, нена­видя­щей тро­ян­цев, тем, что раз­ру­шит город людей, любез­ных ей, и Гера пред­ла­га­ет ему, если он того захо­чет, раз­ру­шить три самых любез­ных ей горо­да - Аргос, Спар­ту и Мике­ны с их ни в чем не повин­ны­ми жите­ля­ми (« Или­а­да» , ). Эпи­че­ские герои, име­ю­щие свои чело­ве­че­ские недо­стат­ки, выглядят в нрав­ст­вен­ном отно­ше­нии явно выше богов.

Одна­ко совре­мен­ные Гоме­ру пред­став­ле­ния о боже­стве как блю­сти­те­ле нрав­ст­вен­но­го поряд­ка, кото­рые в раз­вер­ну­том виде пред­ста­нут перед нами в поэ­мах Геси­о­да, про­кла­ды­ва­ют себе доро­гу и в « Или­а­ду» , при­чем по боль­шей части в пря­мой речи дей­ст­ву­ю­щих лиц. Любо­пыт­но, что боги чаще фигу­ри­ру­ют в таких выска­зы­ва­ни­ях безы­мян­но или под обоб­щен­ным име­нем Зев­са. Еще боль­шие уступ­ки скла­ды­ваю­щим­ся пред­став­ле­ни­ям о боже­стве - побор­ни­ке спра­вед­ли­во­сти дела­ют­ся в « Одис­сее» . Гомер даже вкла­ды­ва­ет в уста Зев­су в самом нача­ле поэ­мы поле­ми­ку с людь­ми, кото­рые обви­ня­ют богов в сво­их несча­стьях (I, 32- 43).

Боги Гоме­ра бес­смерт­ны, веч­но юны, лише­ны серь­ез­ных забот, и все пред­ме­ты оби­хо­да у них золотые. И в « Илиа­де» , и в « Одис­сее» поэт раз­вле­ка­ет свою ауди­то­рию рас­ска­за­ми о богах, и неред­ко боги высту­па­ют в ролях, каких посты­дил­ся бы любой смерт­ный. Так, в « Одис­сее» рас­ска­зы­ва­ет­ся о том, как бог Гефест хит­ро пой­мал на месте пре­ступ­ле­ния с пре­лю­бо­де­ем богом Аре­сом свою жену Афро­ди­ту (VIII, 266- 366). В « Илиа­де» Гера бьет по щекам свою пад­че­ри­цу Арте­ми­ду ее соб­ст­вен­ным луком (), Афро­ди­та пла­чет, жалу­ясь на раны, кото­рые нанес ей смерт­ный Дио­мед (), а ее мать Дио­на уте­ша­ет ее рас­ска­зом о том, что смерт­ные гиган­ты От и Эфи­альт заса­ди­ли как-то в мед­ную боч­ку само­го бога вой­ны Аре­са, так что он едва не погиб там ().

С пол­ной серь­ез­но­стью гово­рит все­гда Гомер о напо­ло­ви­ну пер­со­ни­фи­ци­ро­ван­ной судь­бе - Мой­ре. Над ней не власт­ны сами боги, и в ее руках нахо­дят­ся в конеч­ном сче­те жизнь и смерть чело­ве­ка, победа и пора­же­ние в сра­же­нии. Мой­ра неумо­ли­ма, к ней бес­смыс­лен­но обра­щать­ся с молит­ва­ми и совер­шать жерт­во­при­но­ше­ния.

Как это и есте­ствен­но при таких рели­ги­оз­ных воз­зре­ни­ях, мрач­ны и пред­став­ле­ния о загроб­ной жиз­ни, отра­жаю­щи­е­ся в гоме­ров­ских поэ­мах, они не остав­ля­ют чело­ве­ку надеж­ды на луч­шее буду­щее после смер­ти. Души умер­ших, подоб­ные теням, оби­та­ют в пре­ис­под­ней, в цар­стве Аида. Они лише­ны созна­ния и срав­ни­ва­ют­ся поэтом с лету­чи­ми мыша­ми. Толь­ко испив кро­ви жерт­вен­но­го живот­но­го, обре­та­ют они на вре­мя созна­ние и память. Сам Ахилл, кото­ро­го Одис­сей встре­ча­ет во вре­мя сво­е­го путе­ше­ст­вия в цар­ство мерт­вых, заяв­ля­ет ему, что он луч­ше хотел бы быть на зем­ле поден­щи­ком у бед­ня­ка, чем цар­ст­во­вать над теня­ми в под­зем­ном с.410 мире (« Одис­сея» , XII, 488- 491). Души умер­ших отде­ле­ны от мира живых неодо­ли­мой пре­гра­дой: они не могут ни помочь остав­шим­ся на зем­ле сво­им близ­ким, ни при­чи­нить зло сво­им вра­гам. Но даже этот жал­кий удел бес­смыс­лен­но­го суще­ст­во­ва­ния в пре­ис­под­ней недо­сту­пен для душ, тело кото­рых не было погре­бе­но над­ле­жа­щим обра­зом. Душа Патрок­ла про­сит о погре­бе­нии Ахил­ла (« Или­а­да» , ), душа спут­ни­ка Одис­сея Эль­пе­но­ра обра­ща­ет­ся с ана­ло­гич­ной прось­бой к Одис­сею (« Одис­сея» , XI, 51- 80), ибо в про­тив­ном слу­чае их ждет еще более тяж­кая участь - ски­тать­ся, не нахо­дя себе даже того горест­но­го успо­ко­е­ния, кото­рое ждет их в цар­стве мерт­вых.

Надо ска­зать, что как в вопро­се о вме­ша­тель­стве богов в зем­ную жизнь людей, так и в том, что каса­ет­ся загроб­ной жиз­ни, в « Одис­сее» замет­нее отра­зи­лись новые тен­ден­ции в веро­ва­ни­ях гре­ков VIII в. до н. э. Отра­же­ни­ем этих тен­ден­ций явля­ют­ся и сти­хи XI, 576- 600, где гово­рит­ся, что совер­шив­шие при жиз­ни пре­ступ­ле­ния про­тив богов Титий и Сизиф несут нака­за­ние в пре­ис­под­ней, и сти­хи XI, 568- 571, соглас­но кото­рым Минос - царь Кри­та, « слав­ный сын Зев­са» - и на том све­те тво­рит суд над теня­ми.

Эти и дру­гие несо­мнен­ные раз­ли­чия меж­ду « Или­а­дой» и « Одис­се­ей» луч­ше все­го мож­но объ­яс­нить, на наш взгляд, исхо­дя из выска­зы­вав­ше­го­ся уже в древ­но­сти пред­по­ло­же­ния, что Гомер создал « Или­а­ду» более моло­дым, а « Одис­сею» - бли­же к ста­ро­сти (см., напри­мер: [Лон­гин] « О воз­вы­шен­ном» , IX, 13). Так, пер­со­на­жи « Или­а­ды» , и в част­но­сти Одис­сей, неод­но­крат­но пре­да­ют­ся лико­ва­нию, поверг­нув вра­га ( ; и др.), а в « Одис­сее» тот же Одис­сей заяв­ля­ет, что такое поведе­ние нече­сти­во (XXII, 411- 413). Опыт пока­зы­ва­ет, что муд­рость тако­го рода и в наше вре­мя при­хо­дит к людям лишь к кон­цу их жиз­нен­но­го пути.

Успех гоме­ров­ских поэм сра­зу после их созда­ния был колос­са­лен. Уже через несколь­ко десят­ков лет после появ­ле­ния « Или­а­ды» грек, име­ни кото­ро­го мы нико­гда не узна­ем, оче­вид­но сам аэд, наца­ра­пал на сво­ем деше­вом гли­ня­ном сосуде несколь­ко сти­хотвор­ных строк, сопо­став­ля­ю­щих в шут­ли­вой фор­ме этот сосуд с куб­ком царя Несто­ра, о кото­ром рас­ска­зы­ва­ет­ся в « Илиа­де» (ср.: ):

Над­пись эта едва ли име­ла бы смысл, если бы дру­зья вла­дель­ца сосуда не были уже хоро­шо зна­ко­мы с появив­шей­ся при жиз­ни их поко­ле­ния поэ­мой, хотя автор ее жил за 2000 кило­мет­ров: чере­пок най­ден на дру­гом кон­це гре­че­ско­го мира, в толь­ко что осно­ван­ной гре­че­ской коло­нии на ост­ро­ве Исхии в Тиррен­ском море, неда­ле­ко от нынеш­не­го Неа­по­ля. Труд­но пред­ста­вить себе более крас­но­ре­чи­вое свиде­тель­ство мол­ние­нос­но­го про­ник­но­ве­ния гоме­ров­ских поэм всюду, где толь­ко зву­ча­ла эллин­ская речь.

« Или­а­да» и « Одис­сея» , испол­няв­ши­е­ся уст­но, но рас­про­стра­нив­ши­е­ся в пись­мен­ном виде, сра­зу же затми­ли сво­их пред­ше­ст­вен­ниц. Мы даже не с.411 можем быть уве­ре­ны в том, что эти более древ­ние поэ­мы были запи­са­ны: во вся­ком слу­чае, их не было в руках алек­сан­дрий­ских уче­ных и биб­лио­те­ка­рей, тща­тель­но соби­рав­ших древ­нюю поэ­зию.

« Или­а­да» и « Одис­сея» , появив­шись, как Афи­на из голо­вы Зев­са, сра­зу заня­ли свое место нача­ла и источ­ни­ка всей гре­че­ской лите­ра­ту­ры - поэ­зии и про­зы, место образ­ца и объ­ек­та под­ра­жа­ния, то место, кото­рое они и по сей день зани­ма­ют в евро­пей­ской лите­ра­ту­ре.

Гре­че­ские дети учи­лись читать по « Илиа­де» . В Гре­ции все­гда были люди, знав­шие обе поэ­мы Гоме­ра наизусть. Гре­че­ский ритор кон­ца I в. н. э. Дион Хри­со­стом нашел таких людей в изоби­лии на краю тогдаш­не­го циви­ли­зо­ван­но­го мира - в гре­че­ской коло­нии Оль­вии на бере­гу Чер­но­го моря, неда­ле­ко от нынеш­ней Одес­сы (Дион Хри­со­стом, XXXVI, 9).

Когда гре­ки в VII в. до н. э. посе­ли­лись на месте раз­ру­шен­ной Трои и осно­ва­ли город Новый Или­он, глав­ным хра­мом его они сде­ла­ли храм Афи­ны, оче­вид­но пото­му, что имен­но храм Афи­ны в Трое упо­ми­на­ет­ся в « Илиа­де» ( ; ).

Вско­ре после « Или­а­ды» и « Одис­сеи» были созда­ны поэ­мы так назы­вае­мо­го тро­ян­ско­го кик­ла, после­до­ва­тель­но повест­во­вав­шие о тро­ян­ской войне - от свадь­бы отца Ахил­ла Пелея и мор­ской боги­ни Фети­ды, ссо­ры богинь из-за ябло­ка, пред­на­зна­чен­но­го « наи­пре­крас­ней­шей» , и суда Пари­са, сде­лав­ше­го его супру­гом Еле­ны, до взя­тия Трои и воз­вра­ще­ния ахей­ских геро­ев: « Киприи» , « Малая Или­а­да» , « Эфи­о­пида» (по име­ни союз­ни­ка тро­ян­цев царя эфи­о­пов Мем­но­на), « Взя­тие Или­о­на» и « Воз­вра­ще­ния» . Поэ­мы эти опи­ра­лись и на дого­ме­ров­скую эпи­че­скую тра­ди­цию, и на поэ­мы само­го Гоме­ра, но сопер­ни­чать с Гоме­ром их авто­ры не пыта­лись и собы­тия, опи­сан­ные в его поэ­мах, не изла­га­ли. Поэ­мы эти усту­па­ли гоме­ров­ским даже по объ­е­му и, насколь­ко мы можем судить по незна­чи­тель­ным сохра­нив­шим­ся отрыв­кам, были намно­го ниже « Или­а­ды» и « Одис­сеи» по худо­же­ст­вен­но­му уров­ню. Тем не менее гре­ки дол­гое вре­мя при­пи­сы­ва­ли их Гоме­ру, оче­вид­но, сле­дуя прак­ти­ке при­пи­сы­вав­ших их для боль­шей авто­ри­тет­но­сти Гоме­ру рап­со­дов, кото­рые испол­ня­ли их наряду с под­лин­ны­ми гоме­ров­ски­ми.

Рап­со­ды не толь­ко при­пи­са­ли Гоме­ру кик­ли­че­ские поэ­мы, они поз­во­ля­ли себе делать встав­ки и в текст гоме­ров­ских поэм, встав­ки чаще все­го три­ви­аль­ные, но ино­гда тен­ден­ци­оз­ные. Антич­ная тра­ди­ция сохра­ни­ла нам имя одно­го из таких рап­со­дов, осо­бен­но без­за­стен­чи­во встав­ляв­ше­го в гоме­ров­ские поэ­мы соб­ст­вен­ные сти­хи: его зва­ли Кинеф, был он родом с о. Хиоса и жил око­ло 500 г. до н. э.

Тем не менее сохра­ня­лись и тек­сты, пре­тер­пев­шие очень мало иска­же­ний. Такие тек­сты, оче­вид­но, име­лись в VI в. до н. э. в рас­по­ря­же­нии хиос­ских гоме­ридов - дина­стии рап­со­дов, пре­тен­до­вав­ших на то, что они про­ис­хо­дят от Гоме­ра. Мог вос­хо­дить к тако­му тек­сту гоме­ридов и был доволь­но испра­вен текст поэм Гоме­ра, испол­няв­ший­ся начи­ная с VI в. до н. э. в Афи­нах на празд­не­стве Пана­фи­ней, хотя не исклю­че­на воз­мож­ность того, что имен­но в этот текст были сде­ла­ны неболь­шие встав­ки, воз­ве­ли­чи­ваю­щие Афи­ны и их царя Тесея и под­креп­ляв­шие пра­ва афи­нян на близ­ле­жа­щий ост­ров Сала­мин (« Или­а­да» , ; и др.). с.412 Как пока­зы­ва­ют орфо­гра­фи­че­ские осо­бен­но­сти папи­ру­сов и сред­не­ве­ко­вых руко­пи­сей, донес­ших до нас текст гоме­ров­ских поэм, этот текст вос­хо­дит к папи­ру­сам VI- V вв. до н. э., напи­сан­ным при­ми­тив­ным древ­не­ат­ти­че­ским алфа­ви­том, кото­рый был в употреб­ле­нии толь­ко в Афи­нах и в их окрест­но­стях.

Вся древ­не­гре­че­ская лири­че­ская поэ­зия, пер­вые образ­цы кото­рой, запи­сан­ные и дошед­шие до нас, отно­сят­ся к пер­вой поло­вине VII в. до н. э., пол­на гоме­ров­ских реми­нис­цен­ций. Спар­тан­ский поэт Тир­тей вдох­нов­лял­ся Гоме­ром в сво­их воин­ст­вен­ных при­зы­вах и мар­ше­вых пес­нях. Даже Архи­лох, демон­стра­тив­но отвер­гав­ший закреп­лен­ные в гоме­ров­ских поэ­мах тра­ди­ци­он­ные цен­но­сти и тра­ди­ци­он­ные фор­мы поведе­ния, поле­ми­зи­ро­вал с Гоме­ром, пери­фра­зи­руя гоме­ров­ские выра­же­ния.

Эпи­зо­ды из « Или­а­ды» и « Одис­сеи» дела­ют­ся источ­ни­ком сюже­тов для гре­че­ских худож­ни­ков. Так, рос­пись прото­ат­ти­че­ско­го сосуда нача­ла VII в. до н. э. с ост­ро­ва Эги­ны иллю­ст­ри­ру­ет эпи­зод спа­се­ния Одис­сея от кик­ло­па Поли­фе­ма под брю­хом бара­на (« Одис­сея» , IX, 431- 435), а на родос­ской вазе нача­ла VI в. до н. э. изо­бра­же­ны Гек­тор и Мене­лай, сра­жаю­щи­е­ся над телом Эвфор­ба (см.: « Или­а­да» , ).

Исклю­чи­тель­ное поло­же­ние гоме­ров­ских поэм в гре­че­ской куль­ту­ре сохра­ня­ет­ся и в V- IV вв. до н. э., когда глав­ным цен­тром духов­ной жиз­ни ста­но­вят­ся Афи­ны.

Эсхил, счи­тав­ший весь эпи­че­ский кикл - тро­ян­ский и фиван­ский - тво­ре­ни­ем Гоме­ра, име­но­вал свои тра­гедии « кро­ха­ми от вели­ких пиров Гоме­ра» . При­зы­вая гре­ков к сов­мест­но­му похо­ду на пер­сов под руко­вод­ст­вом Филип­па Македон­ско­го, афин­ский пуб­ли­цист Исо­крат ссы­ла­ет­ся на пре­цедент обще­а­хей­ской экс­пе­ди­ции под Трою, опи­сан­ный в « Илиа­де» . Пла­тон, вос­хи­щав­ший­ся гени­ем Гоме­ра, в то же вре­мя был воз­му­щен лег­ко­мыс­ли­ем, с кото­рым Гомер изо­бра­жал богов, и так опа­сал­ся вли­я­ния Гоме­ра на моло­дые умы, что пла­ни­ро­вал запре­тить поэ­мы Гоме­ра в иде­аль­ном государ­стве, о созда­нии кото­ро­го он меч­тал (Пла­тон . « Государ­ство» . II, 383а- 394в).

Гоме­ру при­пи­сы­ва­ли раз­но­об­раз­ней­шие позна­ния во всех сто­ро­нах жиз­ни - от воен­но­го искус­ства до зем­леде­лия и иска­ли в его про­из­веде­ни­ях сове­ты на любой слу­чай, хотя уче­ный-энцик­ло­пе­дист элли­ни­сти­че­ской эпо­хи Эра­то­сфен и пытал­ся напо­ми­нать, что глав­ной целью Гоме­ра было не поуче­ние, а раз­вле­че­ние.

Начи­ная с Ари­сто­фа­на (« Лягуш­ки» , 1034) Гомер посто­ян­но име­ну­ет­ся « боже­ст­вен­ным» . В Смирне суще­ст­во­вал храм Гоме­ра, и одна из мед­ных монет, чека­нив­ших­ся горо­дом, назы­ва­лась гоме­рик (Стра­бон, ). Там рас­ска­зы­ва­ли, что Гомер родил­ся от неко­е­го боже­ства, тан­це­вав­ше­го с муза­ми, в то вре­мя как по дру­гой вер­сии отцом Гоме­ра был бог реки Мелет. Арги­вяне при­гла­ша­ли Гоме­ра наряду с Апол­ло­ном на каж­дое государ­ст­вен­ное жерт­во­при­но­ше­ние. Еги­пет­ский царь Пто­ле­мей Фило­па­тор соорудил для Гоме­ра храм, где его ста­туя была окру­же­на изо­бра­же­ни­я­ми семи горо­дов, спо­рив­ших за честь быть его роди­ной (Эли­ан . « Пест­рые рас­ска­зы» . XIII, 22). Апо­фе­оз Гоме­ра, т. е. его обо­жест­вле­ние, был темой зна­ме­ни­то­го релье­фа Архе­лая из При­е­ны с.413 (элли­ни­сти­че­ская эпо­ха). Дру­гой мра­мор­ный рельеф II в. до н. э. изо­бра­жа­ет Мир и Вре­мя, увен­чи­ваю­щи­ми вен­ком Гоме­ра как поэта для все­го чело­ве­че­ства на все вре­ме­на.

Когда в поко­рив­шем Гре­цию Риме под силь­ным вли­я­ни­ем гре­че­ской куль­ту­ры ста­ла скла­ды­вать­ся своя лите­ра­ту­ра, рим­ский поэт Вер­ги­лий попы­тал­ся под­ве­сти под рим­скую куль­ту­ру такой же уни­каль­ный фун­да­мент, каким для гре­че­ской были поэ­мы Гоме­ра, но « Эне­ида» Вер­ги­лия несет на себе неиз­гла­ди­мый отпе­ча­ток эпо­хи, в кото­рую она была созда­на, и совсем не похо­жа по сво­е­му духу на « Или­а­ду» и « Одис­сею» , кото­рые Вер­ги­лий взял в каче­стве образ­ца. Тем не менее имен­но Вер­ги­лий ока­зал­ся тем про­ме­жу­точ­ным зве­ном, через кото­рое эпо­ха Воз­рож­де­ния, не нашед­шая пря­мо­го пути к Гоме­ру, вос­при­ня­ла родив­шу­ю­ся в Гре­ции VIII в. до н. э. тра­ди­цию лите­ра­тур­но­го геро­и­че­ско­го эпо­са. Воз­ник­шие под вли­я­ни­ем этой тра­ди­ции поэ­мы - « Осво­бож­ден­ный Иеру­са­лим» Торк­ва­то Тас­со, « Лузи­а­да» Камо­эн­са, « Поте­рян­ный рай» Миль­то­на - при­над­ле­жат к вер­ши­нам миро­вой лите­ра­ту­ры.

Но уже древ­ние гре­ки, вос­хи­щав­ши­е­ся Гоме­ром и под­ра­жав­шие ему, нача­ли его изу­чать и ком­мен­ти­ро­вать. Уже во вто­рой поло­вине VI в. до н. э. появ­ля­ет­ся спе­ци­аль­ное сочи­не­ние, посвя­щен­ное истол­ко­ва­нию поэм Гоме­ра, - кни­га неко­е­го Теа­ге­на из Регия. « Отец исто­рии» Геро­дот, вни­ма­тель­но читая Гоме­ра, отме­тил неко­то­рые про­ти­во­ре­чия меж­ду гоме­ров­ски­ми поэ­ма­ми и вхо­див­ши­ми в тро­ян­ский кикл « Кипри­я­ми» и усо­мнил­ся в при­над­леж­но­сти « Киприй» Гоме­ру (Геро­дот . « Исто­рия» . ). Сре­ди нескон­ча­е­мой вере­ни­цы гре­ков, кото­рые зани­ма­лись в даль­ней­шем интер­пре­та­ци­ей поэм Гоме­ра, выде­ля­ют­ся име­на фило­со­фов Демо­кри­та и Ари­сто­те­ля.

Алек­сан­дрий­ские фило­ло­ги элли­ни­сти­че­ской эпо­хи - Зено­дот из Эфе­са, Ари­сто­фан из Визан­тия и в осо­бен­но­сти Ари­старх с Само­са - соби­ра­ли мето­ди­че­ски руко­пи­си поэм Гоме­ра со всех кон­цов эллин­ско­го мира и пыта­лись вос­ста­но­вить в пер­во­здан­ном виде гоме­ров­ский текст. Срав­ни­вая най­ден­ные в боль­шом коли­че­стве в Егип­те папи­ру­сы Гоме­ра III в. до н. э. с гоме­ров­ски­ми тек­ста­ми после­а­ри­стар­хов­ско­го вре­ме­ни, мы видим, какую гран­ди­оз­ную работу про­де­лал Ари­старх. И если в интер­пре­та­ции гоме­ров­ских поэм Ари­старх был во мно­гом наи­вен, пред­став­ляя себе, в част­но­сти, гоме­ров­ское обще­ство по обра­зу и подо­бию цар­ско­го дво­ра элли­ни­сти­че­ской монар­хии, сам текст обе­их поэм, судя по все­му, лишь в ред­ких слу­ча­ях откло­ня­ет­ся от аутен­тич­но­го гоме­ров­ско­го тек­ста VIII в. до н. э. В после­ду­ю­щие сто­ле­тия вос­ста­нов­лен­ный Ари­стар­хом текст « Или­а­ды» и « Одис­сеи» тща­тель­но пере­пи­сы­вал­ся, перей­дя в III- IV вв. н. э. из папи­рус­ных свит­ков в пер­га­мен­ные кодек­сы. Луч­шие из этих руко­пи­сей были снаб­же­ны ком­мен­та­ри­я­ми на полях, так назы­вае­мы­ми схо­ли­я­ми, осно­ван­ны­ми на трудах элли­ни­сти­че­ских фило­ло­гов. Эти схо­лии, дошед­шие до нас в визан­тий­ских руко­пи­сях гоме­ров­ских поэм, и сей­час во мно­гом помо­га­ют иссле­до­ва­те­лям точ­нее понять поэ­мы.

В 1488 г., уже вско­ре после изо­бре­те­ния кни­го­пе­ча­та­ния, текст « Или­а­ды» и « Одис­сеи» был впер­вые напе­ча­тан во Фло­рен­ции. За этим изда­ни­ем после­до­ва­ли мно­гие дру­гие.

с.414 Хотя уже в древ­но­сти некие мало извест­ные нам Ксе­нон и Гел­ла­ник (так назы­вае­мые хорид­зон­ты, т. е. « разде­ли­те­ли» ) утвер­жда­ли, что Гомер не мог создать и « Или­а­ду» , и « Одис­сею» , сомне­ния тако­го рода дол­го не нахо­ди­ли откли­ка у иссле­до­ва­те­лей древ­не­гре­че­ской лите­ра­ту­ры.

Лишь в 1664 г. аббат д’Оби­ньяк, актив­ный участ­ник раз­го­рев­ше­го­ся во Фран­ции спо­ра о срав­ни­тель­ных досто­ин­ствах антич­ной и новой лите­ра­ту­ры, про­чел речь, в кото­рой дока­зы­вал, что Гоме­ра вооб­ще не суще­ст­во­ва­ло, а « Или­а­да» и « Одис­сея» явля­ют­ся сквер­ны­ми ком­пи­ля­ци­я­ми позд­ней­шей эпо­хи, но и его выступ­ле­ние про­шло неза­ме­чен­ным.

Англий­ский фило­лог Ричард Бент­ли в 1713 г., опи­ра­ясь на позд­ние антич­ные свиде­тель­ства о роли афин­ско­го тира­на VI в. до н. э. Писи­стра­та в упо­рядо­че­нии тек­ста гоме­ров­ских поэм, утвер­ждал, что Гомер созда­вал неболь­шие раз­роз­нен­ные пес­ни, сведен­ные в эпи­че­ские поэ­мы лишь мно­го позд­нее.

Одна­ко впер­вые подроб­но раз­вил скеп­ти­че­ский взгляд на Гоме­ра и его твор­че­ство лишь немец­кий фило­лог Фри­дрих Август Вольф в сво­ем вышед­шем в 1795 г. « Введе­нии к Гоме­ру» . Вольф счи­тал, что гоме­ров­ские поэ­мы в тече­ние несколь­ких веков переда­ва­лись из уст в уста негра­мот­ны­ми пев­ца­ми, транс­фор­ми­ро­ва­лись в про­цес­се переда­чи, а свой нынеш­ний вид при­об­ре­ли в резуль­та­те пред­при­ня­то­го в VI в. до н. э. в ходе их пер­вой запи­си дале­ко иду­ще­го редак­ти­ро­ва­ния. Кни­га Воль­фа вызва­ла ожив­лен­ную дис­кус­сию о про­ис­хож­де­нии поэм Гоме­ра, про­дол­жаю­щу­ю­ся по сей день, а весь круг про­блем, свя­зан­ных с автор­ст­вом « Или­а­ды» и « Одис­сеи» , полу­чил назва­ние « гоме­ров­ско­го вопро­са» . Идя по пути, ука­зан­но­му Воль­фом, Карл Лах­ман в 1837 и в 1841 гг. попы­тал­ся рекон­стру­и­ро­вать, опи­ра­ясь на текст « Или­а­ды» , 18 пес­ней, создан­ных в раз­ное вре­мя раз­ны­ми авто­ра­ми, пес­ней, из кото­рых, по его мне­нию, « Или­а­да» воз­ник­ла. Так нача­лись попыт­ки ана­ли­зи­ро­вать про­цесс фор­ми­ро­ва­ния гоме­ров­ских поэм, и уче­ные, пошед­шие по это­му пути, полу­чи­ли назва­ние ана­ли­ти­ков. Одна­ко ряд иссле­до­ва­те­лей про­дол­жал отста­и­вать взгляд на гоме­ров­ские поэ­мы как на порож­де­ние еди­но­го твор­че­ско­го акта их созда­те­ля, это направ­ле­ние полу­чи­ло назва­ние уни­та­ри­ев. С осо­бен­ной энер­ги­ей, талан­том и эруди­ци­ей пози­цию уни­та­ри­ев защи­ща­ли уже в нача­ле наше­го века Карл Роте и Энгель­берт Дре­руп. Спор не решен окон­ча­тель­но и по сей день, но мно­го­лет­ний опыт иссле­до­ва­ния гоме­ров­ских поэм пока­зы­ва­ет, что уни­та­рии пра­вы, когда утвер­жда­ют, что гоме­ров­ские поэ­мы, как мы их чита­ем сей­час, были созда­ны одним или, может быть, дву­мя гени­аль­ны­ми поэта­ми, а не сло­жи­лись меха­ни­че­ски, что под­твер­жда­ют сей­час и ста­ти­сти­че­ские иссле­до­ва­ния язы­ка и сти­ля поэм, но идут слиш­ком дале­ко, когда утвер­жда­ют, что текст поэм не дает нам воз­мож­но­сти про­ник­нуть в дого­ме­ров­скую эпи­че­скую тра­ди­цию. Иссле­до­ва­ние того, как Гомер пере­ра­ботал быв­шую в его рас­по­ря­же­нии фольк­лор­ную эпи­че­скую тра­ди­цию, начал в сущ­но­сти еще в 1826 г. Г. В. Нич, и на этом пути мно­гое уже достиг­ну­то, в част­но­сти труда­ми В. Шаде­вальд­та и И. Как­риди­са, пытав­ших­ся вскрыть предыс­то­рию сюже­та « Или­а­ды» , Д. Пей­джа, во мно­гом уточ­нив­ше­го харак­тер отра­же­ния в « Илиа­де» исто­ри­че­ской обста­нов­ки.

с.415 Гомер - это нача­ло начал всей лите­ра­ту­ры, и успе­хи в изу­че­нии его твор­че­ства могут рас­смат­ри­вать­ся как сим­вол дви­же­ния впе­ред всей фило­ло­ги­че­ской нау­ки, а инте­рес к поэ­мам Гоме­ра и их эмо­цио­наль­ное вос­при­я­тие долж­ны рас­смат­ри­вать­ся как надеж­ный при­знак здо­ро­вья всей чело­ве­че­ской куль­ту­ры.

КНИГИ О ГОМЕРЕ И ГОМЕРОВСКОЙ ГРЕЦИИ

Андре­ев Ю. В. Ран­не­гре­че­ский полис: (Гоме­ров­ский пери­од). Л., 1970.

Бла­ват­ская Т. В. Гре­че­ское обще­ство вто­ро­го тыся­че­ле­тия до новой эры и его куль­ту­ра. М., 1976.

Гор­дези­а­ни Р. В. Про­бле­мы гоме­ров­ско­го эпо­са. Тби­ли­си, 1978.

Зелин­ский Ф. Ф. Гоме­ров­ская пси­хо­ло­гия. Пг., 1920.

Лосев А. Ф. Гомер. М., 1960.

Маль­чу­ко­ва Т. Г. « Одис­сея» Гоме­ра и про­бле­мы ее изу­че­ния. Пет­ро­за­водск, 1983.

Мар­киш С. П. Гомер и его поэ­мы. М., 1962.

Полон­ская К. П. Поэ­мы Гоме­ра. М., 1961.

Сахар­ный Н. Л. Или­а­да: Разыс­ка­ния в обла­сти смыс­ла и сти­ля гоме­ров­ской поэ­мы. Архан­гельск, 1957.

Сахар­ный Н. Л. Гоме­ров­ский эпос. М., 1976.

Тол­стой И. И. Аэды: Антич­ные твор­цы и носи­те­ли древ­не­го эпо­са. М., 1958.

Трен­че­ни-Валь­дап­фель И. Гомер и Геси­од / Пер. с венг. М., 1956.

Шталь Г. И. Шли­ман: (« Меч­та о Трое» ). М., 1965.

Шталь И. В. Гоме­ров­ский эпос. М., 1975.

Шталь И. В. Худо­же­ст­вен­ный мир гоме­ров­ско­го эпо­са. М., 1983.

Шталь И. В. « Одис­сея» - геро­и­че­ская поэ­ма стран­ст­вий. М., 1978.

Be­the E. Ho­mer. Dich­tung und Sa­ge. I- III. Leip­zig; Ber­lin, 1914- 1929.

Ble­gen C. W. Troy. I- IV, Prin­ce­ton, 1948- 1958.

Bowra C. M. Tra­di­tion and de­sign in the Iliad. Ox­ford, 1930.

Bowra C. M. He­roic poet­ry. Lon­don, 1952.

Bowra C. M. Ho­mer and his fo­re­run­ners. Edin­burgh, 1955.

Cauer P. Grundfra­gen der Ho­merkri­tik. I- II. 3. Aufl. Leip­zig, 1921- 1923.

Chadwick H. M., Chadwick N. K. The growth of li­te­ra­tu­re. I- III. Cambrid­ge, 1932- 1940.

Chadwick J. The My­ce­naean world. Cambrid­ge, 1976.

Dre­rup E. Das Ho­merprob­lem in der Ge­genwart. Würzburg, 1921.

Finsler G. Ho­mer. 2. Aufl. Ber­lin, 1918.

Finsler G. Ho­mer in der Neu­zeit von Dan­te bis Goe­the. Leip­zig, 1912.

Frän­kel H. Dich­tung und Phi­lo­sop­hie des frü­hen Grie­chen­tums. 2. Aufl. Mün­chen, 1962.

Gor­de­sia­ni R. Kri­te­rien der Schriftlich­keit und Mündlich­keit im ho­me­ri­schen Epos. Frankfurt a. M., 1986.

Kak­ri­dis J. T. Ho­me­ric re­sear­ches. Lund, 1949.

Kirk G. S. The Songs of Ho­mer. Cambrid­ge, 1962.

Kirk G. S. The Iliad. A com­men­ta­ry. Books I- IV. Cambrid­ge, 1985.

Kuhlmann W. Ka­ta­log und Er­zäh­lung. Stu­dien zur Konstanz und Wan­del einer li­te­ra­ri­schen Form in der an­ti­ken Epik. Diss. Frei­burg in Br., 1973.

Lord A. B. The Sin­ger of Ta­les. Cambrid­ge (Mass.), 1960.

Lo­ri­mer H. L. Ho­mer and the mo­nu­ments. Lon­don, 1951.

Ma­zon P. Intro­duc­tion à l’Ilia­de. Pa­ris, 1942.

Meis­ter K. Die ho­me­ri­sche Kunstspra­che. Leip­zig, 1921.

Mühll P. Von der. Kri­ti­sches Hy­pom­ne­ma zur Ilias. Ba­sel, 1952.

Mur­ray G. The ri­se of the Greek epic. 4 ed. Cambrid­ge, 1934.

My­res J. L. Ho­mer and his cri­tics. Lon­don, 1958.

Nilsson M. P. Ho­mer and My­ce­nae. Lon­don, 1933.

Pa­ge D. L. His­to­ry and the Ho­me­ric Iliad. Ber­ke­ley, 1959.

с.416

Par­ry, Mil­man. The ma­king of Ho­me­ric ver­se / Ed. by Adam Par­ry. Ox­ford, 1971.

Rein­hardt K. Die Ilias und ihr Dich­ter. Göt­tin­gen, 1961.

Ro­bert F. Ho­mè­re. Pa­ris, 1950.

Scha­dewaldt W. Iliasstu­dien. Leip­zig, 1938.

Scha­dewaldt W. Vom Ho­mers Welt und Werk. 3. Aufl. Stuttgart, 1960.

Sche­li­ha, R. von. Pat­rok­los. Ba­sel, 1943.

Scott J. A. The uni­ty of Ho­mer. Ber­ke­ley, 1921.

Se­ve­ryns A. Ho­mè­re. I- III. Bru­xel­les, 1944- 1948.

Simpson R. M. Ho­pe and La­zen­by J. F. The Ca­ta­lo­gue of ships in Ho­mer’s Iliad. Ox­ford, 1970.

Wade-Ge­ry H. T. The poet of the Iliad. Cambrid­ge, 1952.

Webster T. B. L. From My­ce­nae to Ho­mer. Norwich, 1958.

Whit­man C. H. Ho­mer and the he­roic tra­di­tion. Cambrid­ge (Mass.), 1959.

Великий эпос античной Греции дошел до нас в виде двух произведений Гомера: «Илиада» и «Одиссея». Обе поэмы посвящены событиям примерно одного времени: и ее последствий. Война только что завершилась. Одиссей проявил себя прекрасным воином, умным стратегом. Благодаря его хитроумным решениям удалось выиграть не одну битву. Об этом свидетельствует его собственный рассказ в поэме, точнее, его краткое содержание. «Одиссея» Гомера (и его вторая поэма «Илиада») не только прекрасно изображает исторические события, но и отличается великолепным художественным изложением. Факты украшены богатой фантазией автора. Именно благодаря этому история вышла за рамки обычной летописи или хроники и стала достоянием мировой литературы.

Поэма Гомера «Одиссея». Краткое содержание

После войны Одиссей отправился домой, в свою родную Итаку, где он был правителем. Там его ждут старый отец Лаэрт, жена Пенелопа и сын Телемах. По пути Одиссей попадает в плен к нимфе Калипсо. Там проводит несколько лет. А в это время в его царстве происходит борьба за трон. На место Одиссея есть много претендентов. Они живут в его дворце и убеждают Пенелопу, что ее муж погиб и не вернется, и она должна принять решение, за кого вторично выйдет замуж. Но Пенелопа верна Одиссею и готова ждать его много лет. Чтобы охладить претендентов на престол и ее руку, она придумывает различные уловки. Например, она вяжет саван старому Лаэрту, обещая принять решение, как только закончится работа. А сама по ночам распускает уже связанное. Тем временем Телемах повзрослел. Однажды к нему явился незнакомец и посоветовал снарядить корабль и отправиться на поиски отца. В образе странника скрывалась сама Она покровительствовала Одиссею. Телемах последовал ее совету. Он попадает в Пилос к Нестору. Старец рассказывает, что Одиссей жив и находится у Калипсо. Телемах решает вернуться домой, обрадовать мать доброй вестью и отвадить назойливых претендентов на царское место. События поэмы передает краткое содержание. Одиссея Гомер рисует как сказочного героя, прошедшего через страшные испытания. Зевс по просьбе Афины посылает Гермеса к Калипсо и повелевает отпустить Одиссея. Тот строит себе плот и отправляется в плаванье. Но Посейдон опять мешает ему: в шторме бревна плота разбиваются. Но Афина опять спасает его и приводит в царство Алкиноя. Его принимают как гостя, и на пиру Одиссей рассказывает о своих приключениях. Девять фантастических историй создает Гомер. «Одиссея» (краткое содержание и передает эти истории) представляет собой сказочное обрамление реальных исторических событий.

Приключения Одиссея

Сначала Одиссей и его спутники оказались на острове с волшебным лотосом, лишающим памяти. Местные жители, лотофаги, угостили гостей лотосом, и те забыли о своей Итаке. Одиссей с трудом увел их на корабль и отправился дальше. Второе приключение - встреча с циклопами. С трудом мореплавателям удается ослепить главного циклопа Полифема и, спрятавшись под шкурами овец, выйти из пещеры и сбежать с острова. О дальнейших событиях можно узнать, прочитав краткое содержание. «Одиссея» Гомера ведет читателя за своим героем, охватывает большой отрезок времени - около двадцати лет. После острова циклопов Одиссей попал на остров к Эолу, который подарил гостю один попутный ветер и еще три ветра спрятал в мешок, завязал и предупредил, что развязывать мешок можно только на Итаке. Но друзья Одиссея развязали мешок, когда тот спал, и ветры вернули их корабль обратно к Эолу. Затем произошло столкновение с великанами-людоедами, и Одиссею чудом удалось спастись. Потом путешественники побывали у царицы Кирки, которая всех превращала в зверей, в царстве мертвых, хитростью удалось пройти мимо обольстительных Сирен, проплыть в проливе между чудищами на острове Солнца. Такова поэма, ее краткое содержание. Одиссея Гомер возвращает на родину, и тот вместе с Телемахом выдворяет всех «женихов» Пенелопы. В Итаке воцаряется мир. Древняя поэма представляет интерес для современного читателя и как историческое произведение, и как классическая художественная литература.

Эпос как литературный жанр восходит к народной эпической песне (см. с. 55). Сказания о троянской войне, происходившей, очевидно, в XIII-XII вв. до н. э., складывались в течение нескольких веков и облекались аэдами в художественную форму; исторические факты приобрели обобщенный и гиперболизованный характер; к ним были примешаны элементы мифологии. Так сложились две большие эпические поэмы: военно-героическая «Илиада» (песнь об Илионе - Трое) и сказочно-бытовая «Одиссея», повествующая о возвращении Одиссея, одного из героев войны, на родину. Их окончательная редакция приписывается одному из аэдов, которого предание называет Гомером. Исторически типичный образ странствующего певца переплетается в предании, сохраненном для нас античными авторами, со всякого рода фантастическими измышлениями. Это говорит об отсутствии каких-либо достоверных сведений о Гомере уже в античное время. По свидетельствам древних, семь городов спорили за честь называться родиной Гомера: Смирна, Хиос, Колофон, Саламин, Родос, Аргос и Афины. Иногда называли другие города, так как двустишие, в котором они пере числялись, имело несколько вариантов. Источники сходятся только в том, что умер поэт на острове Иос. Толкование имени Гомера занимало уже древних. Его считали нарицательным, означающим «слепец». Поздние исследователи толковали это имя по-разному: видели в нем и указание на тесно сплоченное сословие певцов, и имя древнего фракийского певца, и просто собственное имя поэта. Гомеровский вопрос. Отсутствие каких-либо сведений о личности Гомера, а также наличие в поэмах противоречий, стилистического разнобоя и сюжетных неувязок породили «гомеровский вопрос», т. е. совокупность проблем, связанных с изучением «Илиады» и «Одиссеи», и в первую очередь с авторством этих поэм. Уже в 1664 г. французский аббат д’Обиньяк высказал мысль о том, что «Илиада» составлена из отдельных эпических песен об осаде Трои и не является единым произведением одного автора. В XVIII в., когда на смену классицизму приходит романтическое направление в литературе, пробуждавшийся интерес к народной поэзии, к прошлому привел к тому, что в «Илиаде» и «Одиссее» стали видеть произведения, созданные народов в глубокой древности, а в имени Гомера - собирательное, общее имя автора греческого эпического творчества. В конце XVIII в. эту мысль поддержал немецкий ученый Ф. А. Вольф; в его книге «Введение к Гомеру», опубликованной з 1795 г., мы находим по-настоящему научную постановку вопроса, положившую начало систематическому исследованию гомеровского эпоса. Вольф считал «Илиаду» сводом различных песен, сложенных в разные времена многочисленными поэтами, среди которых наибольшей известностью пользовался Гомер. Он аргументировал свое мнение главным образом отсутствием в гомеровские времена письменности и многочисленными противоречиями в тексте поэм. Первый аргумент не является до конца убедительным, так как с VIII в. до н. э. письменность постепенно входит в употребление, второй остается в силе по настоящее время. Действительно, в поэмах есть противоречия и композиционные неувязки. Так, в V книге «Илиады» Диомед ранит Афродиту и Ареса, а в VI книге он говорит: Я никогда не дерзал с божествами Олимпа сражаться.10 (Ил., кн. VI, ст. 129). В III книге «Одиссеи» рассказывается, как Телемах и Афина, сопровождавшая его в облике Ментора, приходят в Пилос и видят много народа, собравшегося на жертвоприношение. Вскоре, однако, оказывается, что перед ними просто семья Нестора. Примерами композиционных неувязок могут служить следующие. В III книге «Илиады» Елена, виновница войны, поднимается вместе с троянским царем Приамом на городскую стену и показывает ему знаменитых ахейских (греческих) героев, которые давно уже сражаются под Троей и несомненно известны Приаму с начала войны. Поединок Париса с Менелаем, воспетый в III книге «Илиады», должен был бы, очевидно, состояться в начале войны, а не в конце ее. В VII книге рассказывается о сооружении ахейцами стены, которая должна была оградить их корабли от нападения. Очевидно, что греки должны были построить эту стену если не сразу по прибытии под стены Трои, то, во всяком случае, не на десятом году войны. Таким образом, хотя в «Илиаде» рассказ ведется о событиях 10-го года войны, ряд описанных в ней эпизодов по логике вещей должен был произойти раньше. X песнь «Илиады» повествует о ночной вылазке Одиссея и Диомеда, проникших во вражеский стан. Эта сцена совершенно не связана с общим сюжетом; единство поэмы не только не пострадало бы, но, вероятно, выиграло бы, если бы этот эпизод был изъят из текста. Такого рода хронологические неувязки, введение мотивов, без которых можно было бы обойтись, позволили думать, что «Илиада» не является произведением не только одного или двух поэтов, но и индивидуального творчества вообще. В дискуссии, разгоревшейся по гомеровскому вопросу, выделились две основные гипотезы: аналитическая, т. е. разъединявшая эпос на отдельные самостоятельные произведения, и унитарная, защищающая единство поэм. Ф. А. Вольф придерживался аналитической теории. Унитарии выдвигают на первый план моменты единства и художественной целостности, а частные противоречия поэм объявляют, с одной стороны, позднейшими вставками, искажениями, с другой - устным характером творчества поэта: исполняя песни «Илиады» и «Одиссеи» много раз, аэды, естественно, могли вносить дополнения, варьировать свой рассказ. Например, в эпизоде с делегацией, посланной Агамемноном к Ахиллу, употребляется не множественное, а двойственное число. Это указывает на то, что в первоначальном варианте текста посланцев было двое, а третье лицо - старик Феникс - появилось позже: старик понадобился поэту для того, чтобы внести в речи делегации элемент назидания - он рассказывает Ахиллу подобный случай, который произошел с ним в дни его молодости и окончился плохо. Мысль о внесении в текст речи Феникса могла прийти поэту во время очередного исполнения «Илиады». Некоторые хронологические неувязки унитарии объясняют художественными задачами поэта. Например, то, что Елена показывает Приаму героев ахеян, вызвано желанием поэта познакомить с ними свою аудиторию: ведь в поэме нет рассказа о начале войны, и автор вынужден рассказать о героях, описывая события 10-го года войны, т. е. в то время, когда Приам* несомненно, их знал. Кроме аналитической и унитарной существовали и различные компромиссные теории. Например, сторонники теории «основного ядра» предполагали, что первоначальный текст постепенно обрастал дополнениями, вставками, вносимыми разными поэтами; не один, а три-четыре поэта участвовали в составлении эпоса, отсюда первая, вторая, третья редакции и т. п. Представители другой теории видели в гомеровских поэмах объединение нескольких «малых эпосов». Например, Адольф Кирх- гофф считал, что в «Одиссее» четыре самостоятельных повествования: путешествие Одиссея до того, как он попал к Калипсо; путешествие от острова Калипсо до Итаки; путешествие Телемаха; возвращение Одиссея на родину (прибытие в образе нищего и расправа с женихами). Существуют и другие точки зрения о происхождении «Илиады» и «Одиссеи», но все они так или иначе сводятся к вопросу о соотношении личного и коллективного творчества авторов гомеровского эпоса. Большинство современных исследователей, и в частности советский ученый И. М. Тронский, автор фундаментального труда по истории античной литературы, придерживаются унитарной теории. Тем не менее конкретная история формирования гомеровского эпоса - вопрос еще не решенный. Принадлежит ли окончательная обработка обеих поэм одному и тому же автору или разным - в обоих случаях нужно считать, что «Илиада» была сложена раньше «Одиссеи», о чем свидетельствует картина материальной культуры и общественных отношений, изображенная в этих произведениях; на более позднее происхождение «Одиссеи» указывает более сложная композиция этой поэмы, а также прославление изворотливости ума в этой поэме и проявляющийся в ней интерес к чужим странам, характерные для общества, вступившего в фазу торговых отношений. Время и место создания «Илиады» и «Одиссеи». Цицерон, Павсаний и другие античные авторы донесли до нас сведения о созданной афинским тираном Писистратом ученой комиссии, работавшей над творчеством Гомера и расположившей в нуж- ном порядке разрозненные части «Илиады» и «Одиссеи». Это свидетельствует о существовании записи гомеровских поэм в VI в. до н. э. и означает, что завершение поэм относится к VIII-VII вв. до н. э. Анализ отраженных в поэмах общественных отношений и материальной культуры приводит ученых к выводу, что вряд ли это произошло раньше. Гомеровское общество - это доклассовое общество, люди живут в племенных объединениях. Во главе племен стоят «цари»- родовые старейшины, которые являлись военачальниками, жрецами и судьями, но их власть была ограничена: уже в первой книге «Илиады» рассказывается о том, что вопрос о выдаче Хрисеиды ее отцу решается народным собранием. И хотя Агамемнон недоволен его решением, все же приходится подчиниться ему. Образ жизни царей довольно демократичен, они ведут себя как обыкновенные люди, их не боятся критиковать. В XIX книге «Илиады» Одиссей говорит: Ты, Агамемнон могучий, вперед и к другому ахейцу Сам справедливее будь: унижения нет властелину " С мужем искать примиренья, которого сам оскорбил он. (Ил., кн. XIX, ст. 182-184). О демократическом образе мыслей царей свидетельствуют слова самого Агамемнона: Нет, на род не взирай ты, хотя б и державнейший был он. (Ил., кн. X, ст. 239). Все это указывает на родовой характер гомеровского общества, которое находится на грани разложения и перехода к рабовладельческому строю: уже налицо имущественное н социальное неравенство, разделение на «лучших» и «худых»; уже существует рабство, которое, правда, сохраняет патриархальный характер: рабы - в основном пастухи и домашние слуги, среди которых есть привилегированные: такова Евриклея, няня Одиссея; таков пастух Евмей, который действует вполне самостоятельно, скорее как друг Одиссея, чем как его раб. Торговля в этом обществе уже существует, хотя занимает очень малое место в мыслях автора. Следовательно, создатель поэм - представитель греческого общества VIII-VII вв. до н. э., находящегося на грани перехода к рабовладельческому строю. Материальная культура, описанная в «Илиаде» и «Одиссее», убеждает нас в том же: автор хорошо знаком с употреблением железа, хотя, стремясь к архаизации (особенно в «Илиаде»), указывает на бронзовое вооружение воинов. Поэмы написаны в основном на ионийском диалекте, с примесью эолийских форм. Это означает, что местом создания их была Иония - острова Эгейского моря или Малая Азия. Отсутствие же упоминаний в поэмах о городах Малой Азии сви детельствует об архаизаторских стремлениях поэта, воспевающего древнюю Трою. Композиция «Илиады» и «Одиссеи». В основу содержания «Илиады» и «Одиссеи» легли предания из цикла мифов о Троянской войне, действительно происходившей, очевидно, в XIII- XII вв. до н. э. (см. с. 51-53). «Илиада», военно-героическая поэма, повествует о событиях 10-го года войны, вызванных ссорой храбрейшего из участников похода Ахилла, царя Фтйи, с предводителем войска Агамемноном, который отобрал у Ахилла его пленницу Брисеиду. Оскорбленный Ахилл отказался участвовать в сражениях и вернулся к войску лишь после гибели его лучшего друга Пат- рокла. Мстя за смерть друга, он вступил в поединок с предводителем троянского войска Гектором, виновником смерти Пат- рокла, и убил его. «Одиссея» - сказочно-бытовая поэма. В ней рассказывается о событиях, происшедших после окончания войны, о возвращении на родину одного из греческих военачальников Одиссея, царя Итаки, и о его многочисленных злоключениях. В «Илиаде» рассказы о действиях людей на земле чередуются с изображением сцен на Олимпе, где боги, разделившиеся ^а_две партии, решают судьбу отдельных сражений (так как конечный исход войны давно предрешен). При этом события, происходящие одновременно, излагаются как происходящие последовательно, одно за другим (так называемый закон хронологической несовместимости). Завязкой действия «Илиады» является гнев Ахилла; события, излагаемые в поэме, вызваны этим гневом, и весь сюжет представляет собой как бы последовательное изложение фаз гнева Ахилла, хотя встречаются отклонения от основной сюжетной линии, вставные эпизоды. Кульминационный момент сюжета - поединок Ахилла с Гектором; развязка - возвращение Ахиллом Приаму тела убитого им Гектора. Композиция «Илиады» отличается некоторой симметричностью в соответствии с нравственными установками поэта. В начале действия старик Хрис обращается к Агамемнону с просьбой вернуть ему плененную дочь и получает надменный отказ, явно осуждаемый автором. Этот отказ повлек за собой и гнев Ахилла, и многие кровавые события, разыгравшиеся у стен Трои. В конце поэмы другой старик, Приам, приходит к Ахиллу с просьбой вернуть ему тело Гектора и не получает отказа - это поступок, достойный героя гуманного поэта. «Одиссея» по композиции сложнее «Илиады»: 24 книги «Одиссеи» распадаются симметрично на четыре части: первая - Одиссей покидает остров Калипсо, скитается по морю и достигает страны феаков; вторая - Одиссей в стране феаков; третья- Одиссей у себя на родине; четвертая - Одиссей в своем доме. Но самое замечательное в структуре «Одиссеи» - это первый в мировой литературе прием транспозиции - изложение прошлых событий в виде рассказа Одиссея. Заслуживает внимания та особенность, что рассказы о чудовищах и фантастических событиях сосредоточены в рассказе самого Одиссея; автор, стремящийся к рационализации мифа, как бы не участвует в этом искажении действительности. (Гуманизм Гомера. Одна из причин бессмертия гомеровского эпоса - гуманизм, проявляющийся в прославлении жизни и человека с его высокими моральными качествами. Прежде всего Гомер прославлял мужество человека, доблесть, любовь к родине, верность в дружбе, мудрость в советах, уважение к старости и т. п. Хотя все эти качества в различные времена, в неодинаковых социальных условиях понимаются по-разному, но, данные в обобщенной форме, они оказываются созвучными всем эпохам и всем пародам. Главный герой «Илиады» Ахилл самолюбив, страшен в своем гневе; личная обида заставила его пренебречь своим долгом и отказаться от участия в боях; тем не менее ему присущи нравственные понятия, которые в конце концов заставляют его искупить свою вину перед войском; гнев же его, составляющий стержень сюжета «Илиады», разрешается великодушием. Ахилл покинул ахейское войско, несправедливо обиженный Агамемноном. Но вот ахейцы попадают в тяжелое положение, им нужна помощь Ахилла, и Агамемнон посылает к нему своих людей, с просьбой вернуться и обещанием искупить нанесенную ему обиду. Ахилл отказывается вернуться - это психологически рерно: гордость, присущая Ахиллу, мешает ему сделать это. Но чувство долга, чувство патриотизма не позволяют ему примириться с поражением ахейцев, и он отдает доспехи своему другу Патроклу, чтобы тот отогнал троянское войско от греческих кораблей. Когда же Патрокл гибнет, Ахилл забывает о своем гневе: любовь к другу оказывается у него сильнее самолюбия. Он чувствует за собой двойную вину: нарушение долга перед войском и вину за смерть Патрокл а. Теперь он не может не вернуться, как раньше он не мог вернуться. Он бросается в бой с удесятеренной силой, обращает в бегство троянцев, убивает троянского полководца Гектора и оскверняет его тело, мстя за смерть друга: жестокость его оправдана чувством гнева и горя. Но когда приходит к нему старик Приам - несчастный отец, потерявший сына, и просит выдать ему тело Гектора для погребения, сердце Ахилла смягчается. Он тронут положением старца, его храбростью (ведь Приам пришел безоружным во вражеский лагерь), и гнев его разрешается великодушием. Дары и раскаяние Агамемнона не смягчают его, а слезы старика смягчают; это воспевание человечности героя - одно из проявлений гомеровского гуманизма. Жизнеутверждающее настроение поэм омрачается иногда скорбными мыслями о краткости жизни. Думая о неизбежности смерти, гомеровские герои стремятся оставить о себе славную память. Ахилл говорит: Так же и я, коль назначена доля мне равная, лягу, Где суждено; но сияющей славы я прежде добуду! (Ил., кн. XVIII, ст. 120-121). В поэме прославляется военная доблесть, но автор отнюдь не одобряет войну, ведущую к худшему из зол - смерти. Об этом свидетельствуют как отдельные реплики автора и его героев, так и явное сочувствие Гектору и другим защитникам Трои, которые в этой войне являются страдающей стороной. Вот что Зевс говорит своему сыну Аресу: Ты, ненавистнейший мне меж богов, населяющих небо! Распря единая, брань и убийство тебе лишь приятны! (Ил., кн. V, ст. 890-891). В X книге «Илиады» Нестор поучает Диомеда: Тот беззаконен, безроден, скиталец бездомный на свете, Кто межусобную брань, человекам ужасную, любит! (Ил., кн. X, ст. 63, 64). Одиссей, уговаривая воинов забыть о доме и продолжать войну, говорит о вынужденности такого поведения, о необходимости войны как тягостной миссии: Тягостна брань, и унылому радостно в дом возвратиться. (Ил., кн. II, ст. 291). Симпатии автора принадлежат волнам обеих враждующих стран, но агрессивность и грабительские стремления греков вызывают его осуждение. Во II книге «Илиады» поэт вкладывает в уста воина Терсита речи, клеймящие алчность военачальников. Хотя описание внешности Терсита указывает на стремление автора выразить свое осуждение его речам, однако речи эти убедительны и по существу никем не были опровергнуты, так что мы можем предполагать, что они созвучны мыслям поэта. Не следует забывать, что аэд был вынужден считаться с интересами аристократических кругов, которые не могли одобрить речи Терсита, ибо «вечно искал он царей оскорблять, презирая пристойность». Но осуждение войны звучит не только в устах этого как будто отрицательного персонажа. Сам доблестный Ахилл, со- 63 бпраясь вернуться в войско, чтобы отомстить за Патрокла, говорит: О, да погибнет вражда от богов и от смертных, и с нею Гнев ненавистный, который и мудрых в неистовство вводит! (Ил., кн. XVIII, ст. 107, 108). Очевидно, что если бы прославление войны и мести было целью поэта, гнев Ахилла разрешился бы убийством Гектора, и на этом закончилось бы действие, как это было в одной из циклических» поэм (см. с. 67). Но для Гомера важно не торжество победы Ахилла, а моральное разрешение его гнева. Жизнь в представлении гомеровских героев настолько привлекательна, что Ахилл, встреченный Одиссеем в царстве мертвых, говорит, что он предпочел бы тяжелую жизнь поденщика царствованию над душами умерших в преисподней. В то же время, когда нужно действовать во имя славы родины или ради близких людей, герои Гомера презирают смерть. Сознавая свою неправоту в том, что он уклонился от боевых действий, Ахилл говорит: Праздный, сижу пред судами, земли бесполезное бремя. (Ил., кн. XVIII, ст. 104). Гуманизм Гомера, сострадание человеческому горю, восхищение внутренней красотой человека, его мужеством, верностью патриотическому долгу и взаимной привязанностью достигает ярчайшего выражения в сцене прощания Гектора с Андромахой («Илиада», кн. VI, ст. 390-496). Художественные особенности гомеровского эпоса. Образы гомеровских героев статичны, т. е. характеры их освещены несколько односторонне и остаются неизменными от начала до конца действия поэмы, хотя каждый персонаж имеет свое лицо, отличное от других: в Одиссее подчеркивается изворотливость ума, в Агамемноне - надменность и властолюбие, в Парисе - изнеженность, в Елене - красота, в Пенелопе - мудрость и постоянство жены, в Гекторе - мужество защитника своего города п настроение обреченности, так как он должен погибнуть, как его отец, и его сын, и сама Троя. Односторонность в изображении героев обусловлена тем, что большинство их предстает перед нами только в одной обстановке- в бою, где не могут проявиться все черты их характеров. Некоторое исключение составляет Ахилл, так как он показан и в отношениях с другом, и в битве с врагом, и в ссоре с Агамемноном, и в разговоре со старцем Приамом, и в других ситуациях. Что касается развития характера, то оно еще не доступно Гомеру и литературе доклассического периода; попытки такого изображения мы находим лишь в конце V в. до н. э., в трагедиях Еврипида. Так же неопытен поэт в изображении психологии своих героев, их внутреннего мира. Обо всех внутренних импульсах этих людей мы узнаем из их поведения, из их слов; кроме того, для изображения движений души поэт использует весьма своеобразный прием: вмешательство богов. Например, в первой книге «Илиады», когда Ахилл, будучи не в силах стерпеть оскорбление, вынимает меч, чтобы напасть на Агамемнона, кто- то сзади вдруг хватает его за волосы. Оглянувшись, он видит Афину, покровительницу греков, которая не допускает убийства. Другой пример. Афродита увела Париса с поля боя и приказала Елене, взошедшей на городскую стену, вернуться домой. Елена негодует на мужа, считая, что он бежал с поля боя и отказывается вернуться к трусу. Но богиня любви угрожает ей, и Елена покоряется. Обычно вмешательством богов дается мотивировка сознательного решения, пришедшего на смену мгновенному порыву. Отсутствие психологических характеристик героев объясняется отчасти задачами жанра: эпос, в основе которого лежит народное творчество, повествует обычно о событиях, о делах какого-то коллектива, а отдельной личностью интересуется мало. Психологический анализ же - явление, связанное с анализом характера индивида. Боги Гомера антропоморфны: они обладают всеми человеческими слабостями и даже пороками, не свойственными героям «Илиады», отличаясь от людей лишь бессмертием и могуществом (да и то относительным, так как герои в боях иногда ранят богов), - в основном гомеровский Олимп построен по образцу человеческого общества периода родового строя. Стилистические средства, используемые поэтом, свидетельствуют об органической связи гомеровского эпоса с его фольклорными истоками; по обилию эпитетов поэмы Гомера могут сравниться только с произведениями народного творчества, где большая часть существительных сопровождается определениями. Только Ахилл в «Илиаде» наделен 46 эпитетами. Среди эпитетов «Илиады» и «Одиссеи» имеется большое число «постоянных», т. е. предназначенных для какого-либо одного героя или предмета. Это тоже - фольклорная черта. В русских былинах, например, море - всегда синее, руки - белые, молодец - добрый, девица - красная. У Г омера море - многошумное, Зевс - тучегонитель, Посейдон - колебатель земли, Аполлон - сребролукий, девы - тонколодыжные, Ахилл - чаще всего быстроногий, Одиссей - хитроумный, Г ектор - шлемоблещущий и т. II. Подробность, детальность описаний, характерные для гомеровского эпоса, особенно ярко проявляются в таком часто упо требляемом поэтическом приеме, как сравнение: гомеровские сравнения так развернуты, что превращаются подчас в самостоятельные рассказы, как бы оторванные от основного повествования. При этом материалом для сравнений служат чаще всего природные явления: животный и растительный мир, ветер, дождь, снег и т. п. Он устремился как лев горожитель, алкающий долго Мяса и крови, который, душою отважной стремимый, Хочет на гибель овец, в их загон огражденный ворваться; И, хотя перед оградою пастырей сельских находит, С бодрыми псами и копьями стадо свое стерегущих, Он, не изведавши прежде, не мыслит бежать из ограды; Прянув во двор, похищает овцу, либо сам под ударом Падает первый, копьем прободенный из длани могучей. Так устремляла душа Сарпедона, подобного богу. (Ил., кн. XII, ст. 299-307). С фольклором роднят гомеровский эпос гиперболы: в XII книге «Илиады» Гектор, атакуя ворота, швыряет в них такой камень, который и два сильнейших мужа с трудом приподняли бы рычагами. Голос Ахилла, бегущего вызволить тело Патрокла, звучит как медная труба и т. п. О песенно-народном происхождении поэм свидетельствуют также так называемые эпические повторы: отдельные стихи повторяются полностью или с небольшими отклонениями, и таких стихов в «Илиаде» и «Одиссее» насчитывается 9253; таким образом, они составляют третью часть всего эпоса. Повторы широко применяются в устном народном творчестве потому, что они облегчают певцу импровизацию. В то же время повторы - моменты отдыха и ослабления внимания для слушателей. Повторы облегчают и восприятие слышимого. Например, стих из «Одиссеи»: Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос (пер. В. А. Жуковского) переключал внимание аудитории поэта на события следующего дня, так как означал, что наступило утро. Приведенные выше цитаты могут дать представление и о звучании гексаметра - поэтического размера эпоса, придающего несколько приподнятый, торжественный стиль повествованию. В России интерес к Гомеру начал проявляться одновременно с усвоением византийской культуры и особенно возрос в XVIII в., в эпоху русского классицизма. Первые переводы Гомера на русский язык появились во времена Екатерины II: это были либо прозаические переводы, либо стихотворные, но не гексаметрические. В 1811 г. были опубликованы первые шесть книг «Илиады» в переводе Е. Кострова александрийским стихом, который считался обязательной формой эпоса в поэтике французского классицизма, господствовавшего в то время в русской литературе. Полный перевод «Илиады» размером подлинника был сделан Н. И. Гнедичем (1829), «Одиссеи» - В. А. Жуковским (1849). Гнедичу удалось передать и героический характер повествования Гомера, и его юмор, но перевод Гнедича изобилует славянизмами, так что уже к концу XIX в. он стал казаться * слишком архаичным. Поэтому опыты перевода «Илиады» возобновились; в 1896 г. вышел новый перевод этой поэмы, сделанный Н. И. Минским на основе современного ему русского языка, а в 1949 г. - перевод В. В. Вересаева в еще более упрощенной редакции. Допущенные Жуковским неточности в переводе «Одиссеи» побудили П. А. Шуйского и В. В. Вересаева сделать новые переводы этой поэмы, первый появился в печати в 1948 г., второй- в 1953 г. Однако перевод «Одиссеи» Жуковским до сих пор считается лучшим в художественном отношении. Подробное изложение истории опытов перевода Гомера на русский язык и их анализ даны в книге А. Н. Егунова «Гомер в русских переводах XVIII-XIX вв.» (Л., 1964).