Этика Канта, которую принято называть этикой долга, представляет собой учение о нравственности, изложенное в его работах «Критика практического разума» и «Метафизика нравов».
Основным понятием его этики является воля – способность, которая позволяет подбирать средства для достижения определенных целей. Кант называл волю служанкой разума. Он поставил вопрос о существовании свободной воли. Произвольная воля – самая автономная по виду, но она не является в собственном виде свободной. Автономная воля принуждает сама по себе, действует из законосообразия (формы закона), может быть названа долгом. Воля человека действует по принципам, а не по причинам, не благодаря, а вопреки.
Жан-Жак Руссо говорил, что человек по своей природе добр. Иммануил Кант отвечал на это тем, что человек по природе никакой, а еще логичнее было бы сказать, что зол.
Кант ищет ответ на вопрос: что такое мораль, добро? Пытаясь ответить на него, он пытается разделить поступки на добрые и злые. При этом, совершая добрые поступки, человек руководствуется собственной волей, им руководит определенный мотив, злые направлены на достижение какой-либо цели. Однако мы никогда не знаем чужих мотивов, поэтому всякая этика, пытающаяся найти мотивы поведения, обречена на неудачу. Нет добрых и злых поступков, мотивов, людей. Единственная добрая вещь это добрая воля, она добра сама по себе, т к одна только является чистой формой. Добрая воля также является законообразной.
Единственное, что мы можем сказать о моральном поступке, что он автономен, т е это долг ради самого долга. Человек должен быть нравственным не ради собственных интересов, а ради самой нравственности, и быть добродетельными только ради самой добродетели. Человек обязан исполнять свой нравственный долг хорошим поведением. Он не должен совершать хорошие дела из-за особенностей своего нрава, а исключительно из чувства долга, он должен побороть свои склонности и желания для этого. Только такой человек может быть назван нравственным, а не тот, который склонен природой к добрым делам.
Вообще, Кант полагал, что действия человека в нравственном отношении могут определяться тремя факторами: долгом, склонностью и страхом. Долг - это вытекающее из разума требование, определяющее наши обязанности по отношению к самому себе и другим людям, а также к человечеству в целом. Склонность - это потребность, удовлетворение которой приносит нам удовольствие или пользу. Страх - чувство, говорящее нам, что последствием совершающегося события будет неудовольствие или вред. Кант считал, что разум самозаконен (автономен), а, следовательно, в своем практическом применении сам дает законы человеческих поступков. Поэтому нравственно, по Канту, повиноваться велению разума, формой которого является категорический императив, к которому восходят все принципы морали, а это и есть долг.
Билет 25
«Практическими принципами» Кант называет общие детерминации воли, в подчинении которых есть множество частных практических правил. Например, общее правило - позаботься о собственном здоровье сам - можно специфицировать: занимайся спортом; питайся умеренно, в соответствии с возрастом; избегай чрезмерных вожделений и т. п.
Кант делит практические принципы на максимы и императивы.
«Максима есть субъективный принцип воления», относящийся к отдельным индивидам, а не ко всем вместе. Например, максима «отомсти за всякое нанесенное оскорбление» предполагает соответствующий тип характера, не желающий терпеть обиду; или в более близкой нам формулировке: будь хитрее обидчика.
Императивы , напротив, - объективные практические принципы, значимые для всех: «Представление об объективном принципе, поскольку он принудителен для воли, называется велением разума, а формула воления называется императивом». Эти веления, или долженствования суть правила, выражающие объективную необходимость действия.
Если бы разум мог всегда направлять волю, то все действия были бы безупречными (чего на самом деле нет из-за вмешательства эмоциональных и эмпирических факторов, почти всегда коррумпирующих волю).
Есть два типа императивов: гипотетический и категорический. Императив гипотетический , если он определяет волю при условии наличия определенных целей. Например, «если хочешь преуспеть, потрудись научиться», «хочешь стать чемпионом, качай мускулы», или «хочешь беспечной старости, научись экономить» и т. п. Эти императивы имеют объективную силу для всех, кто заинтересован именно в этих целях: иметь или не иметь, желать или не желать. Они относятся к воле, значит, их объективность и необходимость обусловлены. Гипотетические императивы выступают как а) правила искушенности, когда отнесены к определенным целям; б) советы предосторожности, как, например, в поисках счастья с элементом неопределенности, или: «будь вежлив с другими», «старайся быть благожелательным, дави в себе эгоиста»
Категорический императив, напротив, детерминирует волю не в видах определенной желаемой цели, а просто волю как таковую независимо от эффектов. Не «если хочешь, то должен», а «должен просто потому, что должен», - вот формула императива как категорического предписания. Только категорические императивы безусловны как практический закон для существа, осознающего себя разумным. Никогда нельзя знать наперед, будет достигнута та или иная цель или нет, это и не важно; важна лишь чистая воля к действию по правилу, признанному в качестве закона.
Категорические императивы это моральные законы, всеобщие необходимые, но не в том смысле, в каком необходимы законы естественные. Последние нельзя обойти, но моральные законы могут и не реализоваться, ибо человеческая воля подчинена не только разуму, но и чувственным капризам, когда воля отклоняется, поэтому моральные законы императивны, выражают долженствование (немецкое слово mussen - естественная необходимость, в отличие от sollen - морального долга). Примером первой может быть сентенция «люди должны умирать», предписание второго типа - «все люди как разумные существа должны свидетельствовать правду».
Формулировки
· «Поступай так, чтобы максима твоей воли всегда могла стать принципом всеобщего законодательства»
· «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству».
· «Поступай согласно такой максиме, которая в то же время сама может стать всеобщим законом».
Очевидно сходство формулировок, но если первая акцентирует волю, то третья - закон. Это значит, что мы не только подчинены, но сам закон есть не что иное, как плод нашей рациональности, следовательно, зависит от нас: каковы люди, таковы законы. Мы своим разумом и волей предписываем себе законы для немедленного исполнения. Отсюда автономия морального закона, вопрос о чем Кант поставил с максимальной логической строгостью.
Билет 26
«Феноменология духа» Гегеля. Саморазвитие духа. Познание и свобода.
Гегель создал классическую философскую систему в рамках немецкой классической философии, объяснявшую из единого начала все мироздание, все сущее. Одной из основных работ Гегеля являлась«Феноменология духа».
Философская система Гегеля состояла из системы и метода. Главная идея, которая вдохновляла Гегеля - концептуальная система Фихте.(первичным является некий дух, который будучи деятельным реализует свою свободу, отчуждая себя в тех или иных результатах своей деятельности, и результаты этой деятельности выступают как застывшая свобода духа, как необходимость в которой кристаллизуется изначальная свобода.) В основе системы Гегеля лежит Абсолютный дух, что есть все, он содержит в себе все многообразие духа. Но первоначально этот дух есть Дух в себе, он не знает, что из себя представляет. Задача Духа - самопознание, чтобы стать духом для себя. (Например возьмем ребенка, который не знает своего потенциала. И чтобы понять, кто же он есть на самом деле ему нужно реализоваться, породить плоды своей деятельностью).
Абсолютный дух, будучи духом в себе пытается стать духом для себя, что происходит за счет развития духа, его «самообнаружения». Первый этап в которым реализуется абсолютный дух- природа, затем общество и третий этап: человеческое мышление. Общество и человеческое мышление направлены на развитие, а критерием развития общества является нарастание роли свободы в нем. Развитие мышление: возникновение различных форм общественного сознания, таких как мораль, право наука. Философия по Гегелю - вершина развития человеческого духа. Система мироздания по Гегелю построена на том, что Абсолютный дух реализует себя в природном мире, обществе и человеческом мышлении, и через развитие человеческого мышление приходит к самопознанию.
Согласно философии Гегеля, саморазвитие духа (человеческого сознания) проходит три последовательных, прогрессивных этапа: субъективного духа, объективного духа и абсолютного духа
Методом философии Гегеля является диалектика. (Диалектика как общая теория развития).То есть метод Гегеля - диалектический.
По Гегелю главная форма познания - понятие. То есть произошло смещение акцента с интуиции на понятия, при котором он пересмотрел саму суть понятия, что понималось им как развернутое понимание существа дела. Если мыслить в понятиях, опираясь на противоречия, можно постигнуть истину. Разум для Гегеля представляется как способность постигать и разрешать противоречия.
По Гегелю свобода как познанная объективная необходимость, как способность принимать соответствующие решения со знанием дела. Свобода, это, прежде всего желание осуществление своей мечты, желание сделать что – либо, что необходимо для собственного «я» для души человека. Но самая главная цель, это получить её. Иметь право на свободу, право на то что бы совершать те или иные поступки. Именно поэтому, человек с самого начала создан для неё. Свобода – это субстанция духа, заявляет Гегель.
Билет 27
«Господство» и «рабство». Их значение для самосознания
Гегель говорит, что наше сознание поднимается наконец до той формы, которая является противостоянием двух сознаний, т е это не сознание и пассивные вещи (то, что является предметом диалектического), а взаимодействие двух спонтанных, самостоятельных, наделенных свободой сознаний. И здесь отношение между ними не является знанием, а является признанием. И логика признания совершенно иная, чем логика знания.
По мысли Гегеля, самосознание, противостоящее другому сознанию, может мыслить себя только через признание другого, т е как будто в зеркале. И потому самосознание в смысле признания работает как ограничение.
Самосознание есть прежде всего простое для-себя-бытие, равное себе самому, благодаря исключению из себя всего другого. Это особая форма знания, которая возникает в результате противостояния двух сознаний. Самосознание есть в себе и для себя потому и благодаря тому, что оно есть в себе и для себя для некоторого другого самосознания, т.е. оно есть только как нечто признанное.
Природа теоретического знания состоит в том, что человек говорит, какова данная вещь сама по себе и она пассивна, но человек является носителем свободной спонтанной воли. И в результате этого знание другого это нечто иное, чем знание в теоретическом плане, потому что другой как свободный никогда не может быть для нас средством, а всегда только целью. Однако, знать другого значит знать себя, а знать себя значит исключить из себя все другое. Человек воспринимает другого только как Альтер-эго себя самого, он исключает все другое из себя.
Однако, поскольку признание - это иная форма знания, знание, не связанное с пространством и временем, то это попытка исключить из себя все то, что является частным, случайным. Специфика признания - показать себя несвязанным ни с каким определенным наличным бытием, не связанным с общей единичностью наличного бытия вообще, не связанным с жизнью. (т е как говорил Кант – положить себе принцип).
Одно сознание из двух противоборствующих, которое выясняет, что для него важно быть не связанным с жизнью, готово поставить свою жизнь на кон ради своих принципов, а второе сознание оказывается привязанным более к жизни, чем к принципам, более прагматичным. Таким образом, есть два противоположных вида сознания: «господство» - самостоятельное сознание, для которого для-себя-бытие есть сущность, и «рабство» – несамостоятельное, для которого жизнь или бытие для некоторого другого есть сущность.
Диалектика «господина» и «раба».
Сначала кажется, что на долю служащего сознания досталась, правда, сторона несущественного соотношения с вещью, так как вещь сохраняет в этом свою самостоятельность. Но потребление лишь уничтожает. Однако, если все другие вещи «господин может потребить, потребляя их, то «раб» - это единственное, что можно потребить, только пристроив его к труду. Труд же, напротив того, есть заторможенное вожделение, задержанное исчезновение, другими словами, оно образует. Для господина непосредственное отношение становится благодаря опосредствованию чистой негацией вещи, или потреблением. Благодаря труду служащее сознание приходит к самому себе.
Это формирующее действование есть в то же время единичность или чистое для-себя-бытие сознания, которое теперь в труде, направленном вовне, вступает в стихию постоянства, работающее сознание приходит, следовательно, этим путем к созерцанию самостоятельного бытия как себя самого.
(страница 2)
Кант твердо придерживался учения об автономии морали. Эта автономия понималась им как утверждение о том, что принципы морали происходят из природы разумной воли человека, воздерживающейся от действия, подчиненного принципу, который не может быть сделан всеобщим без внутреннего противоречия. Моральные принципы, не могут происходить ни от какого стремления к личным преимуществам, от чувств, метафизических умопостроений или религии.
Религия для Канта представляет ценность лишь как средство нравственного совершенствования личности. Христианское учение было интерпретировано им в работе "Религия в пределах одного только разума" как чисто нравственное учение, причем лишенное главных черт, отличающих его от естественной этики. Главным нравственным побудительным мотивом Кант считал чувство долга, идею блага он сводил к понятиям благой воли и счастья. Говоря в "Кpитике чистого разума" о невозможности познания вещей и явлений мира априорно, без привлечения опыта, о нравственных принципах Кант рассуждает как о познаваемых apriori, независимых от эмпирического познания и могущих вести к выводам и результатам, основы которых лежат вне эмпирической сферы. Такое понятие о нравственных принципах в целом является представлением о нравственности как о естественном нравственном законе (о христианской нравственности, понятно, речи не идет). Высшее благо, с точки зрения Канта, достижимо через исполнение нравственного закона.
Счастье, согласно учению Канта, может считаться подлинной ценностью лишь тогда, когда достигается усилием благой воли, направленной чувством нравственного долга. Такая точка зрения выгодно отличается от бытовавших во времена Канта утилитарных взглядов на долг как нечто вторичное по отношению к счастью, имеющее смысл лишь как стремление к удовольствию, получаемому личностью или общественным организмом. Однако даже с точки зрения нехристианской этики точка зрения Канта может быть оспорена как сводящая все средства нравственного действия в человеке к чувству, являющемуся лишь частью заложенных в человеке нравственных качеств, и к тому же частью, может быть, более других подверженной привносимым извне искажениям. Так, профессор Кембpиджского Унивеpситета А. Эвинг пишет, что Кант, "очевидно, отрицает ценность чего-либо, кроме благой воли и счастья, даже ценность науки и знания, любви, эстетического и религиозного опыта, - они признавались значимыми лишь в качестве средств. Он (Кант - В.Ч.) подчеркивает, что благость благой воли не зависит от того, достигает ли она успеха в попытках действия или фактических последствиях. От отрицает любую заслугу в действии, лишенном моральной мотивации, насколько бы оно ни было согласно со внешним нравственным законом. Это утверждение широко оспаривается, поскольку многие добрые дела лучше совершаются, будучи движимы любовью, а не чувством долга".
Необходимо также отметить, что, пожалуй, главным отличительным критерием подлинно нравственного принципа Кант считал возможность его универсализации. Понимая, впрочем, что не всегда возможно и нужно действовать только по принципу, который непременно можно унивеpсализовать (так, если никто из нашего окружения не выполняет обещаний, это не значит, что мы не должны их выполнять), Кант одновременно считает, что нельзя действовать по принципу, который невозможно сделать всеобщим ни пpи каких условиях (например, не может быть общим для убийцы и его жертвы "принцип" оправдания убийцей своего действия).
Основные положения Кантовой этики неизбежно приводят к созданию на основе разрозненных стремлений "очистить" этику от религии стройной, "унивеpсалистской" системы этики, основанной на взгляде на человека (или, скорее, на человечество) как на конечную меpу своей собственной нравственности. Конечной целью жизни вселенского человеческого сообщества, естественно, при этом должно стать достижение абстрактного и вместе с тем утилитарного счастья. Поэтому вполне логичной выглядит следующая формулировка Канта, звучащая новым нравственным императивом: "Действовать так, чтобы обращаться с человечеством никогда как только со средством, но всегда также как с конечной целью". При том, что первая часть данной формулы совершенно справедлива, когда речь идет об использовании человека человеком только как средства для достижения утилитарных целей, поставление человечества в ранг конечной цели для всего и вся становится лозунгом внеpелигиозной этики. Апофеозом этого имеpатива является наpисованная Кантом картина "царства конечных целей" - человеческого сообщества, все члены которого относятся друг ко другу не только как к средствам, но как к конечным целям.
Этот идеал, прямо противоположный идеалу царства Божия и одновременно подменивший его, ставший его суррогатом, проложил путь не только для дальнейшей "привязки" естественных нравственных норм к системам взглядов, далеким от творца морали - Бога, но и для учений, ограничивавших область действия естественной этики или просто отрицавших ее существование, а нередко и прямо отвергавших всякую мораль.
Любопытно заметить, что последователи философии Канта в искусстве прочнейшим образом закрепили свое восприятие его воззрений в сознании многих людей через творческие образы. Так, для английского поэта Мэтью Арнольда (1822-1888) религия становится, как бы приложением к естественной морали, "моралью, соединенной с чувством". Бога ему заменяет абстрактная "сила, подвигающая к праведности", призванная помогать человеку в моральном самосовершенствовании.
Много внимания Кант уделял термину "вера". По Канту существуют три вида веры. Прагматической он называет веру человека в свою правоту в том или ином единичном случае.
Веру в общие положения Кант называет доктриальной. Он готов держать пари на все свое имущество, что хотя бы на одной из видимых нами планет есть обитатели. Это пример доктриальной веры. Сюда же Кант относит и учение о боге, и его бытии. Доктриальная вера содержит в себе все же нечто не твердое: нередко затруднения, встречающиеся при размышлениях, отделяют нас от нее, хотя мы постоянно к ней возвращаемся.
Совершенно иной характер носит моральная вера, где вопрос об истинности суждений даже не встает. "Эту веру ничего не может поколебать, так как были бы ниспровергнуты сами мои нравственные принципы, от которых я не могу отказаться, не став в собственных глазах достойным призрения". Верить в бога здесь означает не размышлять о его бытии, а просто быть добрым.
Итак, выдвинув тезис знание выше веры, Кант снабжает его антитезисом-оговоркой: которую нельзя сопоставлять со знанием, которое реализуется в поведении.
"Критика чистого ума" завершается программой на будущее. Ни о каких новых "критиках" Кант не помышляет. Критическая работа завершена. Следующая работа по изложению позитивных начал метафизики.
Термин "метафизика" впоследствии сформулирует Гегель, он обозначит им заскорузлое мышление, делающее ошибочные мировоззренческие выводы из принципов формальной логики; живое философствование Гегель называет диалектикой. Для Канта дело обстоит совсем иначе: диалектика - это иллюзорная логика, метафизика - мировая мудрость. О метафизике Кант отзывается очень высоко. Это для него "завершение всей культуры разума человека", те, кто разочаровался в метафизике рано или поздно вернуться к ней.
Кант предрекает новое рождение метафизики "по совершенно неизвестному до сих пор плану". На последних страницах "Критики чистого ума" находится план возрождения философии, который, увы оригинальностью не отличается. По замыслу Канта, вся система метафизики должна состоять из четырех частей - онтологии, физиологии, космологии и теологии. Онтология - учение об общих принципах бытия; физиология - учение о природе, которая распадается на физику и психологию. Космология - наука о мире в целом; теология - о боге. Кант фактически не ответил на вопрос, заданный в начале "Критики", - как возможна метафизика в качестве науки. Своей трансцендентальной диалектикой он разрушил все догматические построения в этой сфере, но дальше декларирования необходимости новой научной философии не пошел.
Исходное понятие этики Канта - автономная добрая воля. Говоря о ней, Кант поднимался до высокого пафоса. «Нигде в мире, да и нигде за его пределами невозможно мыслить ничего иного, что могло бы считаться благом без ограничения, кроме одной только доброй воли. Рассудок, остроумие и способность суждения и как бы там ни назывались таланты духа, или мужество, решительность, целеустремленность как свойства темперамента в некоторых отношениях, без сомнения, хороши и желательны; но они могут стать также в высшей степени дурными и вредными, если не добра воля, которая должна пользоваться этими дарами природы. Если бы даже в силу особой немилости судьбы или жалкого состояния мачехи - природы эта воля была бы совершенно не в состоянии достигнуть своей цели; если бы при всех стараниях она ничего не добилась и оставалась одна только добрая воля (конечно, не просто как желание, а как применение всех средств, поскольку они в нашей власти), - то все же она сверкала бы подобно драгоценному камню сама по себе как нечто такое, что имеет в самом себе свою полную ценность» .
Кантовская добрая воля не пассивна, от ее носителя мыслитель требует действия, поступка. Канта критиковали за формальный подход к делу: то, что в одних условиях благо, в других может оказаться злом. Последнее справедливо, и философ знал это. Он говорил лишь о компасе, который помогает человеку ориентироваться среди бурь и волнений житейского моря. Конечно, любой компас подвержен помехам, но они проходят, а стрелка снова тянется к полюсу, так и потеря моральных ориентиров недолговечна, рано или поздно перед человеком проясняется нравственный горизонт, и он видит, куда ведут его поступки - к добру или злу. Добро есть добро, даже если никто не добр. Критерии здесь абсолютны и очевидны, как различие между правой и левой рукой.
Для того чтобы распознать добро и зло, не нужно специального образования, достаточно интуиции. Последним термином Кант предпочитал не пользоваться; его термин - способность суждения, она от «бога», от природы, а не от знаний. «Чтобы быть честными и добрыми и даже мудрыми и добродетельными, мы не нуждаемся ни в какой науке и философии.
В теории, удаляясь от эмпирии, разум впадает в противоречия с самим собой, приходит к загадкам, к хаосу неизвестности, неясности, неустойчивости. Иное дело в поведении. Практическая способность суждения, освобождаясь от чувственного материала, устраняет привходящие наслоения и упрощает себе задачу. Моральность предстает здесь в очищенном, незамутненном виде. Вот почему, хотя мораль рождается вне философии, философствование идет ей на пользу. «Невинность, конечно, прекрасная вещь, но, с другой стороны, очень плохо, что eе трудно сохранить и легко совратить. Поэтому сама мудрость, которая вообще то больше состоит в образе действий, чем в знании, все же нуждается в науке не для того, чтобы у нее учиться, а для того, чтобы ввести в употребление ее предписание и закрепить его».
Только в практической (нравственной) сфере разум приобретает конститутивную функцию, то есть решает конструктивную задачу формирования понятий и их реализации. Предмет практического разума - высшее благо, то есть обнаружение и осуществление того, что нужно для свободы человека. Кант говорит о первенстве практического разума перед теоретическим. Главное - поведение, вначале дело, знание потом. Философия вырывается здесь из плена умозрительных конструкций, выходит в сферу жизненно важных проблем, помогая человеку обрести под ногами твердую нравственную почву.
Философский анализ нравственных понятий говорит о том, что они не выводятся из опыта, они априорно заложены в разуме человека. Кант в разных местах настойчиво повторяет эту мысль. Надо правильно ее понять. Кант не исследует происхождения морали в целом как формы сознания, которая возникла вместе с обществом и вместе с ним трансформировалась. Речь идет только о нравственном статусе индивида. Повседневный опыт антагонистического общества противостоит моральности, скорее духовно уродует, нежели воспитывает человека. Моральный поступок выглядит как результат некоего внутреннего императива, порой идущего вразрез с аморальной практикой окружающей действительности.
Строго говоря, любой поступок императивен, он требует для своего свершения концентрации воли. Моральный поступок - следствие категорического императива; человек не стремится при этом достичь никакой цели, поступок необходим сам по себе.
Цели гипотетического императива могут быть двоякими. В первом случае человек четко знает, что ему нужно, и речь идет только о том, как осуществить намерение. Хочешь стать врачом - изучай медицину. Императив выступает в качестве правила уменья. Последнее не говорит о том, хороша ли, разумна ли поставленная цель, а лишь об одном - что нужно делать, чтобы ее достичь. Предписания для врача, чтобы вылечить пациента, и для отравителя, чтобы наверняка его убить, здесь равноценны. Поскольку каждое из них служит для того, чтобы осуществить задуманное.
Во втором случае цель имеется, но весьма туманная. Дело касается счастья человека. Гипотетический императив приобретает здесь форму советов благоразумия. Последние совпадали бы с правилами уменья, если бы кто-нибудь дал четкое понятие о счастье. Увы, это невозможно. Хотя каждый человек желает достичь счастья, тем не менее он не в состоянии определенно и в полном согласии с самим собой сказать, чего он, собственно, хочет, что ему нужно. Человек стремится к богатству - сколько забот, зависти и ненависти он может вследствие этого навлечь на себя. Он хочет знаний и понимания - нужны ли они ему, принесут ли они ему удовлетворение, когда он узрит скрытые пока что от него несчастья? Он мечтает о долгой жизни, но кто поручится, что она не будет для него лишь долгим страданием? Он желает себе, по крайней мере, здоровья - но как часто слабость тела удерживала от распутства? В отношении счастья невозможен никакой императив, который в строжайшем смысле предписывал бы совершать то, что делает счастливым, так как счастье есть идеал не разума, а воображения и покоится на сугубо эмпирических основаниях.
Нравственность нельзя построить на таком зыбком основании, каким является принцип счастья. Если каждый будет стремиться только к своему счастью, то максима человеческого поведения приобретет весьма своеобразную «всеобщность». Возникнет «гармония», подобная той, которую изобразил сатирический поэт, нарисовавший сердечное согласие двух супругов, разоряющих друг друга: о удивительная гармония! Чего хочет он, того хочет и она! При таких условиях невозможно найти нравственный закон, который правил бы всеми.
Дело не меняется от того, что во главу угла ставится всеобщее счастье. Здесь люди также не могут договориться между собой, цель неопределенна, средства зыбки, все зависит от мнения, которое весьма непостоянно. Поэтому никто не может принудить другого быть счастливым так, как он того хочет, как он представляет себе благополучие других людей. Моральный закон только потому мыслится как объективно необходимый, что он должен иметь силу для каждого, кто обладает разумом и волей.
Категорический императив Канта в окончательной формулировке звучит следующим образом: поступай так, чтобы правило твоей воли могло всегда стать принципом всеобщего законодательства . По сути дела, это парафраз древней истины: веди себя в отношении другого так, как ты хотел бы, чтобы он вел себя в отношении тебя. Делай то, что должны делать все.
Кантовский категорический императив нетрудно подвергнуть критике: он формален и абстрактен, как библейские заповеди. Например, не укради. А если речь идет о куске хлеба, и человек умирает от голода, и хозяину хлеба потеря этого куска ничем не грозит? Кант вовсе не за то, чтобы люди умирали, а рядом пропадала пища. Просто он хочет называть вещи своими именами. На худой конец, укради, только не выдавай свой поступок за моральный. Вот в чем вся соль. Мораль есть мораль, а воровство есть воровство. В определениях надо быть точным.
У Канта есть небольшая статья с красноречивым названием «О мнимом праве лгать из человеколюбия». Во всех случаях жизни, настаивает философ, надо быть правдивым. Даже если злоумышленник, решивший убить твоего друга, спрашивает тебя, находится ли его жертва у себя дома, не лги. У тебя нет гарантий, что твоя ложь окажется спасительной. Ведь возможно, что на вопрос преступника, дома ли тот, кого он задумал убить, ты честным образом ответишь утвердительно, а последний между тем незаметно для тебя вышел и таким образом не попадется убийце и злодеяние не будет совершено. Если же ты солгал и сказал, что твоего друга нет дома и он действительно (хотя и незаметно для тебя) вышел, а убийца встретил его на улице и совершил преступление, то тебя с полным основанием надо привлекать к ответственности как виновника его смерти. Между тем, если бы ты сказал правду, насколько ты ее знал, то возможно, что пока убийца отыскивал бы своего врага в его доме, он был бы схвачен сбежавшимися соседями, и убийство не произошло. Правдивость есть долг, и стоит только допустить малейшее исключение из этого закона, чтобы он стал шатким и ни на что не годным. Моральная заповедь не знает исключений.
Кант был в числе первых мыслителей, провозгласивших безотносительную ценность человеческой личности независимо от расовой, национальной и сословной принадлежности. Один из вариантов категорического императива гласит: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице и в лице всякого другого как к цели и никогда не относился бы к нему только как к средству
Многое зависит от самого человека. Есть такое понятие - достоинство. Надо знать, что это значит, и уметь сохранять его. Не становитесь холопом другого человека. Не допускайте безнаказанного попрания ваших прав. Не делайте долгов. Не принимайте благодеяний. Не становитесь прихлебателями или льстецами. Тогда, говорит Кант, вы сохраните свое достоинство. А кто превратил себя в червя, пусть не жалуется потом, что его топчут ногами.
Специально «для класса мыслителей» Кант сформулировал следующие максимы:
- 1) Думать самому.
- 2) Мысленно ставить себя на место другого.
- 3) Всегда мыслить в согласии с самим собой.
Интеллект дан человеку для того, чтобы он мог им пользоваться без какого либо принуждения, чтобы его духовный горизонт был достаточно широк, а образ мысли последователен.
Решительно высказывается Кант против любого фанатизма, характеризуя его как «нарушение границ человеческого разума». Даже «героический фанатизм» стоиков не привлекает его. Только трезвое осознание долга руководит поведением мыслящего человека. «Долг! Ты возвышенное, великое слово, в тебе нет ничего приятного, что льстило бы людям, ты требуешь подчинения, хотя, чтобы побудить волю, и не угрожаешь тем, что внушало бы естественное отвращение в душе и пугало бы; ты только устанавливаешь закон, который сам собой проникает в душу и даже против воли может снискать уважение к себе (хотя и не всегда исполнение); перед тобой замолкают все склонности, хотя бы они тебе втайне противодействовали, - где же твой, достойный тебя источник и где корни твоего благородного происхождения, гордо отвергающего всякое родство со склонностями, и откуда возникают необходимые условия того достоинства, которое только люди могут дать себе?
Это может быть только то, что возвышает человека над самим собой (как частью чувственно воспринимаемого мира), что связывает его с порядком вещей, который может мыслить только рассудок и которому вместе с тем подчинен весь чувственно воспринимаемый мир... Это не что иное, как личность»
Под словом «личность» Кант понимает два принципиально различных кантовских термина - «Person» и «Personlichkeit». Первый термин означает «лицо», только второй - «личность». Под лицом Кант понимает человеческий индивид, отличающий себя от других, олицетворение принципа «я мыслю», личность есть нечто большее, чем носитель сознания, последнее в личности становится самосознанием. Быть личностью - значит быть свободным, реализовать свое самосознание в поведении. Ибо природа человека - его свобода.
Свобода с точки зрения этики не произвол. Не просто логическая конструкция, при которой из данной причины могут на равных правах проистекать различные действия. Хочу - поступлю так, а хочу - совсем наоборот. Нравственная свобода личности состоит в осознании и выполнении долга. Перед самим собой и другими людьми «свободная воля и воля, подчиненная нравственным законам, - это одно и то же».
Человек - дитя двух миров. Принадлежность к чувственно воспринимаемому (феноменальному) миру делает человека игрушкой внешней причинности, здесь он подчинен посторонним силам - законам природы и установлениям общества. Но как член интеллигибельного (ноуменального) мира «вещей самих по себе» он наделен свободой. Эти два мира не антимиры, они взаимодействуют друг с другом. Интеллигибельный мир содержит основание чувственно воспринимаемого мира.
Так и ноуменальный характер человека лежит в основе его феноменального характера. Беда, когда второй берет верх над первым. Задача воспитания состоит в том, чтобы человек целиком руководствовался бы своим ноуменальным характером. Принимая то или иное жизненно важное решение, исходил бы не из соображений внешнего порядка (карьера, барыш и пр.), а исключительно из повеления долга. Для того чтобы не совершалось обратного, человек наделен совестью - удивительной способностью самоконтроля.
«Человек может хитрить сколько ему угодно, чтобы свое нарушающее закон поведение, о котором он вспоминает, представить себе как неумышленную оплошность, просто как неосторожность, которой никогда нельзя избежать полностью, следовательно, как нечто такое, во что он был вовлечен потоком естественной необходимости, чтобы признать себя невиновным; и все же он видит, что адвокат, который говорит в его пользу, никак не может заставить замолчать в нем обвинителя, если он сознает, что при совершении несправедливости он был в здравом уме, т. е. мог пользоваться своей свободой» . Механизм совести устраняет раздвоенность человека. Нельзя все правильно понимать, но неправедно поступать; одной ногой стоять в мире интеллигибельном, а другой - в феноменальном; знать одно, а делать другое. С совестью нельзя играть в прятки. Никакие сделки с ней невозможны. И ее не усыпишь, рано или поздно она проснется и заставит держать ответ.
Определи себя сам, проникнись сознанием морального долга, следуй ему всегда и везде, сам отвечай за свои поступки - таков смысл кантовской этики, строгой и бескомпромиссной.
Публичное право регулирует отношения лиц как граждан. По Канту, главным в этих отношениях является право народа участвовать в принятии конституции.
Право должно быть общеобязательным, так как цель человека – совместить свой произвол (свободу) с произволом (свободой) других. Но для соблюдения права необходимо принуждение, а осуществление принуждения Кант связывает с государством.
Таким образом, Кант переходит от нравственности к праву и от права к государству, которое должно базироваться на требованиях категорического императива и соответственно на принципах права. Отсюда Кант выводит идею правового государства.
3 . Учение Канта о государстве
«Государство (civitas), – пишет Кант, – это объединение множества людей, подчиненных правовым законам. Поскольку эти законы необходимы как априорные законы, то есть как законы, сами собой вытекающие из понятий внешнего права вообще (а не как законы статутарные), форма государства есть форма государства вообще, то есть государство в идее, такое, каким оно должно быть в соответствии с чистыми принципами права, причем идея эта служит путеводной нитью (norma) для любого действительного объединения в общность (следовательно, во внутреннем)».
Правовое государство – такое государство, где соблюдены все естественные права и где не пренебрегают свободой, равенством и независимостью воли отдельных индивидов, а значит, соблюдены требования категорического императива. У Канта нет термина "правовое государство", но идея правового государства вытекаеи из всей его правовой теории.
Кант представляет государство как соединение множества людей под властью правового закона. Наилучшим государством он считает республику как правовой союз (а не как форму правления). Он ведет речь о правовом государстве как о республике в духе еще цицероновской традиции. Главная задача государства, где суверенитет принадлежит народу, заключается, по Канту, в том, чтобы охранять и гарантировать права и свободы граждан.
Идею народного суверенитета Кант выводит из договорной теории происхождения государства.
Анализируя происхождение государства, Кант определяет его начало как естественное состояние, лишенное всякой гарантии законности. Нравственный долг, чувство уважения к естественному праву побуждают людей оставить это состояние и перейти к гражданскому обществу. Переход к последнему не носит характер случайности. Акт, посредством которого изолированные индивиды образуют народ и государство, есть договор.
Кантовское толкование природы этого договора тесно сопряжено с идеями об автономии воли, об индивидах, как моральных субъектах и т.п. Главное условие заключаемого договора - обязательство любой создаваемой организации внешнего принуждения (монархической ли государственности, политически объединившегося ли народа) признавать в каждом индивиде лицо, которое без всякого принуждения осознает долг "не делать другого средством для достижения своих целей" и способно данный долг исполнить.
"Общественный договор", по Канту, заключают между собой морально развитые люди. Поэтому государственной власти запрещается обращаться с ними как с существами, которые не ведают морального закона, и не могут сами правильно выбрать линию поведения. Согласно общественному договору, заключаемому в целях взаимной выгоды и в соответствии с категорическим (моральным) императивом, все отдельные лица, составляющие народ, отказываются от своей внешней свободы, чтобы тотчас же снова обрести ее, однако уже как членов государства. От свободы беспорядочной, необузданной переходят к свободе подлинной во всем ее объеме в правовом состоянии. Свобода в рамках правового состояния предусматривает в первую очередь свободу критики.
Кант различает гражданское общество и государство. Исследуя причины возникновения гражданского общества, философ приходит к следующему выводу: в естественном состоянии каждый индивид не в состоянии обеспечить в полной мере свои права, ибо по природе люди все разные. И первое, что «человек обязан решить, если он не хочет отречься от всех правовых понятий, – это следующее: надо выйти из естественного состояния, в котором каждый поступает по собственному разумению, и объединиться со всеми остальными (а он не может избежать взаимодействия с ними), с тем чтобы подчиниться внешнему опирающемуся на публичное право принуждению, то есть вступить в состояние, в котором каждому будет по закону определено и достаточно сильной властью (не его собственной, а внешней) предоставлено то, что должно быть признано своим , то есть он прежде всего должен вступить в гражданское состояние».
Государство, утверждает Кант, должно строиться на основе взаимной ответственности личности и государства. Государство и гражданин – равные субъекты права. Деятельность государства основана на правовых законах, а эти законы, в свою очередь, должны соответствовать правовым принципам, суть которых составляют естественные права человека. Кант выделяет права и свободы граждан как членов государства: «Объединенные для законодательства члены такого общества (societascivilis), т.е. государства, называются гражданами (cives), а неотъемлемые от их сущности (как таковой) правовые атрибуты суть: основанная на законе свобода каждого не повиноваться иному закону, кроме того, на который он дал свое согласие; гражданское равенство – признавать стоящим выше себя только того в составе народа, на кого он имеет моральную способность налагать такие же правовые обязанности, какие этот может налагать на него; атрибут гражданской самостоятельности – быть обязанным своим существованием и содержанием не произволу кого-то другого в составе народа, а своим собственным правам и силам как члену общности, следовательно, в правовых делах гражданская личность не должна быть представлена никем другим». Кант в числе других гражданских прав выделяет и избирательное право.
Для более совершенной организации государственной власти в целях установления общего блага и защиты прав личности Кант предлагает установить принцип разделения властей: «В каждом государстве существует три власти , то есть всеобщим образом объединенная воля в трех лицах (triaspolitica): верховная власть (суверенитет) в лице законодателя, исполнительная власть в лице правителя (правящего согласно закону) и судебная власть (присуждающая каждому свое согласно закону) в лице судьи». Но верховенство законодательной власти не означает, что она может поступиться принципами права. «Законодательная власть может принадлежать только объединенной воле народа. В самом деле, так как всякое право должно исходить от нее, она непременно должна быть не в состоянии поступить с кем-либо не по праву». Значит, правовые акты, издаваемые законодательной властью, должны соответствовать правовым принципам: свободе, равенству и справедливости как неотъемлемо присущим личности атрибутам. В процессе создания законодательных актов человек «должен рассматриваться в государстве как участвующий в законодательстве не только как средство, но в то же время и как цель сама по себе».
Кант утверждает, что «все три власти в государстве, во-первых , координированы между собой наподобие моральных лиц (potestatescoordinatae), т. е. одна дополняет другую для совершенства (complementumadsufficientiam) государственного устройства; но, во-вторых , они также и подчинены друг другу (subordinatae) таким образом, что одна из них не может узурпировать функции другой, которой она помогает, а имеет свой собственный принцип, т. е. хотя она повелевает в качестве отдельного лица, однако при наличии воли вышестоящего лица; в-третьих , путем объединения тех и других функций они каждому подданному предоставляют его права».
У Канта разделение властей представлено иначе, чем у Ш.Л.Монтескье. Если Монтескье разделение властей основывает на системе сдержек и противовесов, то Кант считает законодательную власть верховной; она создает исполнительную власть, а последняя назначает судей. Кант предусматривает и создание суда присяжных. В основе его теории разделения властей лежит принцип субординации и согласования.
Судебная власть, по Канту, осуществляет правосудие: «Судебное решение (приговор) есть единичный акт общественной справедливости (iustitiaedistributivae), осуществляемый государственным должностным лицом (судьей или судом) в отношении подданного, т.е. лица, принадлежащего к народу... причем цель этого акта – присудить (предоставить) ему свое ». Таким образом, «суд обладает судейской властью применить закон для определения действия в исковом деле и через исполнительную власть каждому взыскать свое . Следовательно, только народ может творить суд над каждым в его составе, хотя и опосредствованно, через им самим избранных представителей (суд присяжных)».
«Итак, – говорит Кант, – таковы три различные власти (potestaslegislatoria, executoria, iudiciaria), благодаря которым государство (civitas) обладает автономией, т.е. само себя создает и поддерживает в соответствии с законами свободы. – В объединении этих трех видов власти заключается благо государства (salusreipublicaesupremalexest); под благом государства подразумевается не благополучие граждан и их счастье – ведь счастье (как утверждает и Руссо) может в конце концов оказаться гораздо более приятным и желанным в естественном состоянии или даже при деспотическом правлении: под благом государства подразумевается высшая степень согласованности государственного устройства с правовыми принципами, стремиться к которой обязывает нас разум через некий категорический императив ». Именно благополучие и счастье граждан – вот основная цель и стремление государства. А это достигается, по Канту, через правовую организацию государства с разделением властей.
[от греч.αὐτóς - сам и νόμoς - закон; самозаконие], направление в этике, сторонники к-рого рассматривают мораль в качестве единственной и достаточной базы для выведения основных правил (или законов) нравственности и считают неистинным объяснение нравственных ценностей и поступков человека внешними по отношению к морали обстоятельствами, утверждая самоценность морали и ее независимость от религ., социальных и культурных предпосылок. С позиции А. э. вечные и неизменные принципы нравственности не обусловлены историческим развитием, они запечатлены в душе (или в сознании) человека, раскрываются в свободной воле и могут быть поняты только из моральной природы человека. Хотя нек-рые историки философии связывают А. э. с именами Сократа и Аристотеля , главные представители ее (т. е. автономисты) - И. Кант , И. Г. Фихте , Г. Коген, В. Виндельбанд, Г. Риккерт, М. Шелер .
Теоретическую разработку основных положений А. э. и наиболее глубокое ее обоснование дал Кант в кн. «Критика практического разума» (1788). Его учение, оказавшее влияние на развитие этики и протестант. теологии и получившее через них известность в христ. мире, представляет собой сложную и не лишенную противоречий систему воззрений, к-рая своими явными или скрытыми положениями, с одной стороны, связана с христианством, с др.- продолжает традиции светской (т. н. гуманистической) морали.
Центральной проблемой А. э. Кант считал вопрос об автономии воли, понимание к-рой в свою очередь обусловлено концепцией свободы. Он не только признает существование свободы воли человека, но и считает, что подлинная мораль невозможна без такой предпосылки. По учению Канта, человек принадлежит двум мирам, временному и вневременному; если теоретический разум в пространственно-временном мире «явлений» обнаруживает господство «естественной необходимости» и констатирует отсутствие и невозможность здесь свободы, то разум практический в ноуменальном мире «вещей в себе» утверждает свободу человеческой воли тем, что автономная воля устанавливает для себя нравственный закон. При этом Кант отмечает, что подчинение человека этому нравственному закону не ограничивает свободы воли, ибо законодателем выступает сама автономная, или свободная, воля: человек, подчиненный самому себе, по Канту, свободен. Из этого по логике Канта, казалось бы, следует, что человек несвободен, если он подчиняется воле Божией. Но такой категоричный вывод не совсем верен. Хотя Кант отвергает гетерономную этику (даже в том случае, когда речь идет о подчинении морали христ. заповедям), он с помощью сложных теоретических построений пытается доказать, что продуманная в своих основаниях А. э. в итоге не только с необходимостью приводит к признанию бессмертия души, высшего блага и существования Бога (как безусловной основы моральных отношений и нравственного миропорядка), но и согласуется (или даже совпадает) с христ. учением о нравственности, в т. ч. с представлениями о добре и зле, первородной поврежденности природы человека, справедливом Божественном суде и воздаянии. Не случайно формула основного нравственного закона у Канта: «Поступай так, как если бы максима твоего поступка посредством твоей воли должна была стать всеобщим законом природы» (Соч. М., 1965. Т. 4. Ч. 1. С. 261) - оказывается близкой известному евангельскому стиху: «Итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки» (Мф 7. 12); притом Кант из понятия формального закона в соответствии со своим учением о «моральности и легальности» исключает какую бы то ни было содержательную характеристику морального поведения.
Парадокс кантовской А. э. заключается в том, что, признавая неоспоримое достоинство христ. этики, Кант пытается обосновать ее посредством одной автономной воли, т. е. из самоопределения человека. Однако, справедливо подчеркивая значение внутренней убежденности, личной ответственности, осмысленности веры и праведной жизни по совести, Кант вместе с тем отрицает религ. и церковный опыт, мистическую связь человека с Богом и тем самым доводит дело Реформации до ее логического предела, встав на путь конструирования моральной (или философской) веры, к-рая фактически подменяет религию религиозно-философским убеждением. Отсутствие «живого Бога» в самой эмпирической реальности и представление о Нем как о всего лишь потусторонней идеальной сущности, узкое понимание Церкви как воспитательно-образовательного учреждения, отрицание Божией помощи и упование только на собственные человеческие силы, на «разум» (к-рый у Канта совпадает с верой),- все это в большой мере ограничивает положительное значение кантовского учения об А. э.
В лит-ре, посвященной Канту, представлены полярно противоположные оценки А. э. Шеллинг в опубликованной анонимно статье (1795) критиковал А. э., в особенности в связи с учением Канта о Боге (Шеллинг Ф. Философские письма… // Новые идеи в философии. СПб., 1914. Сб. № 12. С. 60). Фихте, по справедливому замечанию Шеллинга, «расширил самостоятельность или автономию, которую Кант приписывал человеческой самости в деле ее морального самоопределения, до пределов теоретических…» (Шеллинг Ф. В. Й. Соч. М., 1989. Т. 2. С. 466). В целом, отмечая отдельные недостатки и упущения, положительно оценивают этическое учение Канта Г. В. Ф. Гегель и А. Шопенгауэр . Протестант. теолог А. Ричль, отмечая заслуги автора А. э., критиковал его понимание религии. Отрицательно относился к моральному учению Канта Ф. Ницше . Чрезвычайно высокую оценку А. э. получила в трудах философов марбургской (Коген) и баденской (Виндельбанд, Риккерт) школ неокантианства. М. Шелер в кн. «Der Formalismus in der Ethik und die materiale Wertethik» считал этическое учение Канта высшим и непревзойденным. Ж. Маритен рассматривает моральное учение Канта в качестве «философской транспозиции десяти заповедей».
Столь же разнообразны оценки А. э. в рус. богословской, церковно-исторической и философской лит-ре: П. Я. Чаадаев в «Философических письмах» критикует А. э. Канта. П. Д. Юркевич обсуждает А. э. в связи со словами ап. Павла о язычниках - «не имея закона, они сами себе закон» (Рим 2. 14) - и приходит к выводу, что «самозаконие не свойственно человеческому разуму ни в каком смысле» (Философские произв. М.,1990. С.87), однако в полемике с С. С. Гогоцким он защищает атономию от ошибочных ее истолкований (Там же. С. 260-261). Вл. Соловьёв в статье о Канте высоко оценивает его моральное учение, хотя и решительно высказывается против одностороннего, сугубо моралистического учения о Боге. Кн. С. Н. Трубецкой в ст. «Этика и догматика» приходит к выводу, что у Канта «в абсолютном добре заключается вечное идеальное предсуществование «Сына Божия», как нравственной цели мира...» (С. 503). «Самозаконие (автономию)» как самообожествление человека отвергает прав. Иоанн Кронштадтский . Н. Ф. Фёдоров резко критикует Канта, его основной упрек сводится к тому, что А. э., как и гетерономная, опирается на чувство неродственности людей, соответственно Кант не видит «общего дела» воскрешения и осуждает людей на индивидуальную мораль, мораль одиночек. П. И. Новгородцев историческую заслугу А. э. Канта видел в учении о свободе и обращении к самосознанию, к «я». Кн. Е. Н. Трубецкой в кн. «Метафизические предположения познания» усматривает ошибочность А. э. в отсутствии безусловного «всеединства», на к-рое должно было опираться само разделение на теоретический и практический разум. По мнению Н. О. Лосского , теономная этика «включает в себя ценные стороны автономной этики, отбрасывая соблазн гордыни, кроющийся в понятии автономии, как «самозаконодательства»» (Условия абсолютного добра. М., 1991. С. 69). Прот. Зеньковский считает, что у Канта религия становится ancilla ethicae - служанкой этики (Автономия и теономия. С. 42). Свящ. Павел Флоренский относится крайне отрицательно к моральным и религ. воззрениям Канта, усматривая в них «лукавство» мысли. Митр. Антоний (Храповицкий) писал: «Кант стремится установить автономистическую мораль в противовес нравственному этерономизму католиков и протестантов. Его нравственная религия имеет гораздо менее соприкосновения с этими вероисповеданиями, нежели с православным аскетическим учением о духовном совершенстве» (С. 33-34). С ним согласен С. М. Зарин : «Это мнение отчасти несомненно справедливо, раз мы имеем в аскетической письменности категорические утверждения самоценности добродетели» (С. 177).
Лит.: Никанор (Бровкович), архиеп . Позитивная философия и сверхчувственное бытие. СПб., 1888. Т. 3; Лопатин Л. М . Нравственное учение Канта // ВФиП. 1890. Кн. 4; Трубецкой С. Н . Этика и догматика // Там же. 1895. Кн. 29; Попов И . Критика учения Канта об основах нравственности // БВ. 1896. Янв., март; Богдашевский Д. И . Философия Канта. К., 1898. Вып. 1; Иодль Ф . История этики в новой философии. М., 1898. Т. 2: Кант и этика в ХIХ ст.; Антоний (Храповицкий), архим . Психологические данные в пользу свободы воли... // ПСС. Каз., 1900. Т. 2; Фишер К . История новой философии. СПб., 1901-1906. Т. 4-5; Новгородцев П. И . Нравственная проблема в философии Канта. М., 1903; Глаголев С . Религиозная философия Канта // ВиР. 1904. Февр. № 3; Фулье А . Критика новейших систем морали. СПб., 1904; Миртов Д. П . Нравственная автономия по Канту и Ницше. СПб., 1904; Янышев И. Л . Православно-христианское учение о нравственности. СПб., 19062; Зарин С. М . Аскетизм по православно-христианскому учению. СПб., 1907. Т. 1; Знаменский Д. В . Из этюдов о Канте. К., 1912; Паульсен Ф . Иммануил Кант, его жизнь и учение. СПб., 1913; Вышеславцев П . Этика Фихте. М., 1914; Соловьев В. С . Кант // Собр. соч. СПб., 1914. Т. 10; Зеньковский В. В . Автономия и теономия // Путь. 1926. № 3; Асмус В. Ф . Иммануил Кант. М., 1973; Albrecht M . Kants Antinomie der praktischen Vernunft. Hildesheim; N. Y., 1978; Bittner R . Moralisches Gebot oder Autonomie. Freiburg i. Br.; Münch., 1983; Gunkel A . Spontanität und moralische Autonomie. Bern; Stuttg., 1989; Шелер М . Избр. произв. М., 1994; Кассирер Э . Жизнь и учение Канта. СПб., 1997; Мамардашвили М. К . Кантианские вариации. М., 1997; Судаков А. К . Абсолютная нравственность: этика автономии и безусловный закон. М., 1998.
А. Т. Казарян
