Древние источники. Исторические источники о древней руси Вспомните

СВОД
«Древнейшие источники по истории Восточной Европы»

«Россика» зарубежных источников начала привлекать внимание отечественных историков еще в XVII–XVIIIвв. К середине XVII столетия в поле их зрения находились десятки иностранных произведений, в которых в разной форме содержалась информация о народах Восточной Европы, славянах, Руси. Иннокентий Гизель в «Синопсисе» и Андрей Лызлов в «Скифской истории» широко использовали свидетельства античных авторов о скифах, которых они отождествляли со славянами. Привлекались ими и некоторые свидетельства византийских писателей. В 1715 г. в труде А.И. Манкиева специально отмечалась важность привлечения зарубежных источников. В 1726 г. Академия наук пригласила немецкого филолога и историка Г.З. Байера со специальной целью собрать и исследовать античные и средневековые источники по русской истории. Хотя его занятия завершились публикацией только ряда статей, они, во-первых, значительно расширили круг привлекаемых источников.

Интерес к зарубежной «Россике» резко возрос в середине – второй половине XIX в., когда появились первые научные своды региональных групп источников: античных (К. Гана, В.В. Латышева), арабских (А.Я. Гаркави, Б.А. Дорна), скандинавских (датского антиквария К. Равна, работавшего по заказу Российской имп. Академии наук). Хотя в подавляющем большинстве этих сводов комментарии отсутствовали, тем не менее, критическое издание текстов с переводами на русский (или, как в издании К. Равна, – на латинский) язык имело огромное значение.

К началу XX в. историки-русисты получили в распоряжение обширный корпус сведений о древнейшей истории страны по византийским, арабским, немецким, скандинавским источникам. Это позволило приступить к всестороннему изучению содержащейся в них исторической информации, сопоставить ее с данными русских источников, приступить к воссозданию древнейшего периода отечественной истории на основе комплексной источниковой базы. Труды В.В. Латышева и М.И. Ростовцева в области антиковедения, В.Г. Васильевского – византиноведения, Ф.А. Брауна – скандинавистики, А.А. Куника, В.Р. Розена, В.Г. Тизенгаузена – востоковедения были посвящены сквозному анализу зарубежных известий о Восточной Европе и Древней Руси. Одновременно выявлялись характерные черты каждой из региональных традиций о Восточной Европе, устанавливались пути проникновения информации в тот или иной регион античного и средневекового мира, определялись особенности и степень достоверности содержащейся в них исторической информации.

Интенсивная разработка информации зарубежных источников, а также бурное развитие отечественного источниковедения в первые десятилетия XX в. выявили недостаточность существующих публикаций зарубежных источников. Изданные по различным принципам, с разноязычными переводами и зачастую без комментариев, публикации XIX в. уже не могли удовлетворять возросшие требования и источниковедческого, и исторического плана. Более того, были выявлены и новые источники.

Поэтому в 1910-х годах в Академии наук начал разрабатываться проект подготовки всеобъемлющего свода иностранных источников по отечественной истории. Он должен был включить разноязычные источники из всех основных регионов Европы и Переднего Востока. В обсуждении проекта принимали участие А.А. Шахматов, Ф.А. Браун, В.В. Латышев и др. Однако начало первой мировой войны и последовавшая революция сделали невозможным его осуществление.

Упадок классического образования в СССР поставил под угрозу саму идею создания свода зарубежных источников по истории Восточной Европы: ведь для подобного многотомного издания требуется большой коллектив высокопрофессиональных специалистов в области и филологии, и археографии, и источниковедения, и собственно истории. Тем не менее, необходимость в подобном своде становилась все острее, и в 1929 г. с новой инициативой выступила Историко-археографическая комиссия при АН СССР. Но и это начинание, приведшее к изданию ряда источников и исследований, оказалось неосуществленным из-за начала Второй мировой войны и наступившей затем борьбы с космополитизмом, в условиях которой изучение зарубежных источников было негласно признано не только непродуктивным, но и вредным. И хотя в 1930-е – 1950-е годы их публикация и исследование не остановились полностью, масштабы работы с ними существенно сократились.

Изменение внутриполитической конъюнктуры позволило в 1960-е годы вернуться к проблеме зарубежных источников в истории Древней Руси. Академики Л.В.Черепнин и Б.А. Рыбаков активно поддержали инициативу тогда еще молодого, сорокалетнего доктора исторических наук В.Т. Пашуто, только что опубликовавшего монографию о внешней политике Древней Руси, создания в Институте истории СССР АН СССР специального сектора для изучения домонгольской Руси и других народов и государств Восточной Европы, исследования и введения в научный оборот информации, содержащейся в иноязычных письменных источниках, об античных государствах Северного Причерноморья (этот аспект традиционно разрабатывался археологами-антиковедами), о восточных славянах, о Древней Руси и других народах и государствах Восточной Европы.

Ценность этого предложения В.Т. Пашуто оценил и Б.А.Рыбаков, в то время академик-секретарь Отделения исторических наук, который сумел придать начинанию организационные формы: в 1970 г. в рамках Института истории СССР был создан сектор «Древнейшие государства на территории СССР», который возглавил В.Т. Пашуто и главной задачей которого был сбор, изучение и публикация зарубежных источников по истории народов Восточной Европы. На протяжении первой половины 1970-х годов вырабатывались структура и состав планировавшегося Свода, который получил наименование «Древнейшие источники по истории народов СССР» (с 1993 г. выходит под названием «Древнейшие источники по истории Восточной Европы»). Тогда же составлялись и уточнялись списки источников, подлежащих публикации в Своде.

Принципы издания Свода явились одним из главных предметов обсуждений. Был учтен опыт как классических корпусов источников (типа Monumenta Germaniae historica и др.), так и новейших критических публикаций отдельных памятников или их групп в нашей стране и за рубежом.

Публикации источника или группы источников должна была предшествовать исследовательская работа: предусматривалось полномасштабное источниковедческое изучение памятника, его исторического и культурного контекста, особенностей воплощения в нем исторической информации вообще и информации о Восточной Европе в частности. Публикацию оригинального текста предполагалось осуществлять по лучшему его современному изданию, при возможности производить издание или сличение текста по рукописям. Перевод на русский язык, являющийся одновременно и интерпретацией текста, предполагал точность и адекватность, максимально точное отражение особенностей терминологии и ономастики, сохранение (по возможности стилистических особенностей произведения. Тексту было решено предпосылать исследовательскую вводную статью, прежде всего, источниковедческого характера и сопровождать его обширным комментарием. Хронология публикуемых памятников была определена в рамках от момента, когда Восточная Европа попадает на страницы письменных текстов, т.е. с античного времени, и до конца XIII в.

Еще продолжались обсуждения структуры и состава Свода, когда началась работа над его первыми томами, и в 1977 г. идея Свода начала воплощаться в жизнь: вышел в свет первый том (Мельникова Е.А. 1977) под общей редакцией В.Т. Пашуто и Я.Н. Щапова (с 1985 г. свод издается под общей редакцией B.Л. Янина, заместитель ответственного редактора – Е.А. Мельникова).

Опубликованные к настоящему времени 26 томов красноречиво свидетельствуют о плодотворности начинания В.Т. Пашуто. Каждый том приносит новую информацию либо критически переосмысляет, уточняет и дополняет данные уже известных источников, происходящих из всех регионов Европы и Ближнего Востока.

Взаимоотношения античных колоний в Причерноморье с «варварскими» народами освещаются в шести выпусках Свода, включивших различные по типу, характеру и времени происхождения источники. Первый подробный и основанный на свидетельствах очевидцев обзор восточноевропейских народов – «Скифский логос» и другие фрагменты «Истории» Геродота составил один из первых томов Свода (Доватур А.И. и др. 1982). Впечатления римлянина от «северных варваров», отразившиеся в поэтических сочинениях Овидия, сосланного императором Августом в причерноморские Томы, вошли в следующий том Свода (Подосинов А.В. 1985). Опубликованы военные трактаты римского государственного деятеля, историка и географа Флавия Арриана, описывающие тактику войны с аланами и другими кавказскими народами – эти тактические приемы были проверены Аррианом, правителем Каппадокии, на собственном опыте (Перевалов С.М. 2010). Специфическую группу источников составляют памятники эпиграфики, имеющие важное значение для изучения истории античных городов Причерноморья, в том числе латиноязычные тексты из Херсонеса Таврического (Соломоник Э.И. 1983).

Памятники, отражающие географические взгляды позднеримского времени и описывающие Северное Причерноморье, изданы в двух томах, включающих тексты, восходящие к римской картографической традиции (Подосинов А.В. 2002), и фрагменты сочинений Плиния Старшего и Помпония Мелы (Подосинов А.В., Скржинская М.В. 2011). Эти два, дополняющие друг друга тома позволяют надежно воссоздать знания о Северном Причерноморье в Римской империи в I в. н.э. (тексты, основанные на так называемой «Карте Агриппы») и их рецепцию в Западной Европе вплоть до XII–XIII вв., когда была создана Певтингерова Таблица. Значительная часть текстов, как, например, «Космография» Псевдо-Этика, «Космография» Равенского анонима и др., впервые были опубликованы с переводом на русский язык и обширным комментарием.

Начиная с V–VI вв. лицом к лицу с переселявшимися на Балканский полуостров славянскими племенами оказались византийцы. Трактат «Об управлении империей» Константина, содержащий подробное описание плаваний росов в Византию и их «сурового образа жизни» составил один из трех «византийских» выпусков Свода (Константин 1989, 1991). Это было первое комментированное издание на русском языке важнейшего для ранней истории Руси источника, освещавшего социальную структуру и политическую организацию общества, системы управления, сбора податей и т.п.

Второй «византийский» выпуск Свода был посвящен сообщениям о народах юга Восточной Европы в «Хронографии» Феофана и «Бревиарии» Никифора – единственных византийских источниках VIII – начала IX в., освещающих этнополитическую ситуацию в Северном и Восточном Причерноморье (Чичуров И.С. 1980). Третий выпуск включает фрагменты «Истории» византийского историка XII в. Иоанна Киннама, отразившего русско-византийские отношения т ого времени, когда Русь уже сложилась как государственное образование и стала одной из ведущих держав средневекового мира (Бибиков М.В. 1997). Важной особенностью этого выпуска было то, что текст этого сочинения был впервые издан по древнейшему греческому списку памятника.

В IX в. к античным и византийским источникам присоединяются арабская историко-географическая литература, а также латиноязычные памятники из Восточно-Франкского королевства (позднее – Германии).

В многочисленных сочинениях исторического и географического характера (описания Земли, записки путешественников и т.п.) освещаются социально-политическое устройство, быт, культура народов Восточной Европы, прежде всего русов и славян. В трех томах Свода представлены эксцерпты из географических трудов арабских писателей X(XIV вв. (Калинина Т.М. 1988 , Коновалова И.Г. , ). Наряду с накоплением новой информации, арабская географическая литература обнаруживает глубокую традиционность: писатели XII–XIV в. не только опираются на труды своих предшественников, но и прямо воспроизводят (с минимальными изменениями) устойчивые описания, восходящие к несохранившимся произведениям IX в.: таковы рассказы об острове русов, о трех видах русов и др. В совокупности с данными древнерусских и других зарубежных источников они дают основание для реконструкции восточнославянского общества накануне образования Древнерусского государства и в самый ранний период его существования.

Западно- и центральноевропейские источники опубликованы в четырех выпусках свода. Тексты английского происхождения, начиная с рассказа норвежца Отара о его плаваниях в Бьярмию и вплоть до географических описаний Восточной Европы и Прибалтики XIII в., составили один из томов (Матузова В.И. 1979). Значительная часть источников впервые вводилась в контекст истории Руси и свидетельствовала о знакомстве и контактах с ней далекой Англии.

В томе Свода, охватившем немецкие латиноязычные источники с IX по XIII в., собраны ценнейшие сведения о связях Руси с Западной Европой и о политической истории древнерусских княжеств (Назаренко А.В. 1993). Значительное количество немецких источников было впервые переведено на русский язык и введено в контекст древнерусской истории. Наряду с детализацией хорошо известных связей Руси с Польшей и Германией, опубликованные в этом томе источники дали возможность выявить новые устойчивые направления контактов, обнаружить системность и последовательность во внешней политике Древнерусского государства уже в X в., в том числе с Германией. Формирование «западного» торгового пути, развитие русско-немецкой торговли, политические союзы и альянсы, закрепляемые в браках между русскими княжескими семьями и германскими правителями, обращение к германской (римской) церкви – таковы основные проявления этих связей.

Наконец, в еще одном томе опубликованы средневековые (до конца XIII в.) карты, на которых представлена Восточная Европа, – этот вид источников исследован в восточноевропейском контексте впервые (Чекин Л.С. 1999). Публикация карт в этом томе Свода основывалась на новом для всей международной традиции издания карт принципе: легенды на картах выносились в отдельный текст (с переводом на русский язык), что позволяло обстоятельно исследовать содержащуюся информацию, проследить ее накопление и выявить источники поступления новых сведений о Руси в Западную Европу. Особую ценность представляют «монастырские» карты XIII в. – Эбсторфская и Херефордская, отразившие обширную актуальную информацию, почерпнутую во время монгольского нашествия в Западную Европу и из сообщений путешественников и торговцев, посещавших Древнюю Русь после него.

Исследование западнославянских источников завершилось публикацией полного корпуса польских латиноязычных памятников (Щавелева Н.И. 1990) и фрагментов «Истории» Яна Длугоша, касающихся ранней истории Руси (Щавелева Н.И. 2004).

С рубежа X–XI вв. особую ценность для освещения социально-политической истории Древней Руси приобретают скандинавские источники. С самого начала распространения письменности в Скандинавии, с XI в., восточноевропейские сюжеты и темы насыщают памятники древнескандинавской литературы.

Источникам, происходящим из стран Северной Европы, посвящены восемь томов Свода. Древнейшие и особо ценные своей одновременностью событиям скандинавские (в большинстве своем шведские) рунические надписи составили первый том Свода (Мельникова Е.А. 1977). Он не только ввел в науку значительный комплекс сведений о русско-скандинавских связях XI в., но и привлек внимание археологов к надписям, выполненным руническим письмом, на предметах, находимых на территории Древней Руси. Значительное количество новых находок (амулетов, граффити на арабских монетах и др.) потребовало нового издания, в котором основное место заняли рунические надписи из Восточной Европы (Мельникова Е.А. 2001).

Как и в издании источников из других регионов, особое внимание было уделено исследованию места Древней Руси и народов Восточной Европы в «ойкумене викингов», отразившейся, наряду с сагами, в специализированных географических трактатах (Мельникова Е.А. 1986). Общие описания земли, равно как и разнообразные заметки географического содержания были впервые выделены из состава сборников и опубликованы как самостоятельные произведения, а также исследованы в своей совокупности.

Издание сообщений исландских саг потребовало разработки особых методов в силу специфики этого вида текстов. Это позволяло сопоставить варианты сообщения, установить степень их достоверности или недостоверности, установить источники информации (Джаксон Т.Н. , , ). Иной жанровый характер носят «саги о викингах», восходящие к устной традиции о деяниях скандинавов эпохи викингов, в том числе в Восточной Европе. Поэтому саги этого вида издаются в Своде целиком, а не во фрагментах, тем более что они никогда ранее не переводились на русский язык (Глазырина Г.В. , ). Однако при малой достоверности конкретных сообщений, эти саги являются чрезвычайно ценным источником – они воплощают устойчивые представления о Восточной Европе, сложившиеся в скандинавском обществе в эпоху викингов – в виде конкретных сюжетов – и существовавших в XIII–XIV вв. – в интерпретации этих сюжетов.

За годы своего существования Свод создал прочную и обширную источниковую основу, существенно дополняющую и расширяющую данные русских источников. Исследуемые в своей совокупности и в сопоставлении с сообщениями источников отечественных зарубежные источники освещают кардинальные вопросы ранней истории Руси и помогают воссоздать более или менее последовательную картину зарождения, становления и развития Древнерусского государства. Широкий хронологический диапазон дал возможность проследить этнокультурные и социально-политические процессы в их непрерывном единстве и последовательности.

Как вы уже знаете, исторические источники делятся на две большие группы: вещественные (материальные) и письменные. К первым относятся руины древних построек, некрополи, дошедшие до нас произведения искусства, утварь, монеты и т.п.; подобные источники зачастую извлекаются во время археологических раскопок. Археологические источники очень важны для истории древнего мира, иногда по ним фактически восстанавливают целую эпоху (как в случае с крито-микен- ской цивилизацией).

Письменные источники делятся на несколько видов: эпиграфические источники (надписи), документы, литературные сочинения. Последние включают в себя ряд подвидов: исторические сочинения, художественную литературу, философские и научные сочинения.

Самые ранние греческие литературные произведения, дошедшие до нас, - это поэмы «Илиада» и «Одиссея», приписываемые античной традицией Гомеру (конец IX - VIII в. до н. э.). В них присутствуют отзвуки реальных исторических событий прошлого, а также содержится описание общества, институтов, быта эпохи, современной создателю поэм. Другая эпическая поэма, ценный исторический источник по истории периода архаики, - «Труды и дни» беотийского поэта Гесиода, - появилась на рубеже VIII-VII вв. до н. э. Источником по истории архаической Греции служит и ранняя лирика, в которой отражены такие темы, как социальная борьба, тирания, колонизация. Например, стихи писал известный афинский реформатор Солон, запечатлевая в них раздумья о положении дел в государстве, мечту о «бла- гозаконии». Благодаря дошедшим до нас строкам поэта Архилоха мы узнаем об участи наемника, быте островной Греции. Знаменитыми поэтами с Лесбоса были Алкей и Сапфо, из их стихов нам известны некоторые подробности происходивших тогда на этом острове политических событий. Чаяния и боль теряющей былую власть аристократии выразил Феогнид Мегарский.

В конце архаического периода рождается проза. Первые прозаики - логографы, записывающие местные устные предания, когда миф еще не отделен от истории. Самые известные из логографов - Гекатей Милетский (кон. VI - нач. V в. до н. э.), автор «Описания земли», «Родословных», и Гелланик Лесбосский (первая половина V в. до н. э.), которому принадлежали «История Аттики» («Аттида»), «Троянская история», «Персидская история». Произведения логографов до нас не дошли, только упоминания, отдельные цитаты у поздних авторов.

Логографы -

• 1) первые греческие прозаики, авторы исторических хроник, записывающие устные предания, мифы (об основании городов, происхождении племен и т.п.);
• 2) платные составители речей для тяжущихся в афинском суде, обычно - известные ораторы.

По праву первый историк, «отец истории», - Геродот из Галикарнаса (ок. 485/484 - 425 гг. до н. э.). Бежав из родного города после неудачного выступления против местного тирана, он обосновался на острове Самос. Вскоре любознательный галикарнасец пустился в длительные путешествия, посетив Египет, Междуречье, Финикию, Малую Азию, Северное Причерноморье. Объездил будущий историк и всю Грецию, и острова Эгеиды, подолгу жил в Афинах и был близок к кружку, который возник вокруг лидера афинской демократии Перикла и куда входили такие выдающиеся деятели культуры, как философ Анаксагор, скульптор Фидий, поэт Софокл. В 444 г. до н. э. историк принял участие в основании общеэллинской колонии Фурии на юге Италии (это была инициатива Афин). Вероятно, уже живя в Фуриях, Геродот предпринял путешествие по западному Средиземноморью. Над «Историей Грекоперсидских войн» - сочинением, доставившим Геродоту славу «отца истории», - он начал работать, по-видимому, еще во время странствий, но написана она была в Афинах. Дописывал «Историю» Геродот уже на новой родине, но завершить ее не успел: изложение внезапно обрывается на событиях 478 г. до н. э.

Вопрос для размышления

Нередко Геродота называют «отцом» не только истории, но и этнографии. Как вы думаете, почему? Согласны ли вы с этим мнением?

же они называют голубку черной, то этим указывают на то, что женщина была египтянкой.

Перевод Г. А. Стратановского

Главные источники Геродота - собственные сведения, почерпнутые во время путешествий из расспросов очевидцев, сведущих людей, жрецов, просто местных жителей. Использовал он при написании своего труда и документы (и не только греческие), изречения оракулов, а также сочинения предшественников - поэтов и логографов. От последних Геродота отличает более зрелое отношение к своему труду, он не только описывает события, но и пытается раскрыть их причинно-следственные связи. Историческая критика у него еще слаба: Геродот верит в легенды и мифы, но заявляет, что считает своим долгом записывать все, что слышал, но не считает долгом всему верить. С большой симпатией Геродот относится к Афинам, сдержанно-объективно - к Спарте, враждебно - к Фивам. В целом автор доброжелателен, толерантен по отношению к различным племенам и народам, относится к ним без неприязни, с любопытством. Интересны рассуждения Геродота о причинах победы греков в греко-персидских войнах. Главное различие между варварами и эллинами в том, что последние - не чьи-то подданные, а свободные граждане. Победу грекам принесла любовь к свободе, поэтому они одержали вверх над значительно превосходящими по численности вражескими полчищами. Неслучаен и решающий вклад Афин в дело освобождения греков, ибо именно в афинской демократии наиболее полно была реализована идея свободы.

Младший современник Геродота - Фукидид (460-396 (?) гг. до н. э.), сын Олора, - считается основоположником критического метода в исторической науке. Был он родом из афинской аристократической семьи, состоящей в родстве с фракийскими царями. Во время Пелопоннесской войны между Афинским морским союзом и Пелопоннесской лигой, в 424 г. до н. э., в качестве одного из афинских стратегов Фукидид должен был защищать от спартанцев владения афинян на фракийском побережье. Но будущий историк не смог помешать спартанскому военачальнику Брасиду захватить важнейший опорный пункт афинян г. Амфиполь: в Афинах против Фукидида был начат судебный процесс, и, вероятно, не дожидаясь его исхода, он отправился в добровольное изгнание. За это наука должна быть в вечном долгу перед афинским демосом, склонным за малейшие неудачи привлекать своих полководцев к судебной ответственности: Фукидид, лишенный возможности участвовать в политических и военных событиях, посвятил себя творчеству, результатом чего стало создание одного из величайших исторических сочинений в мировой литературе - «Истории Пелопоннесской войны». По окончании войны историк смог вернуться на родину, но, к сожалению, не успел закончить свой исторический труд: изложение доведено до 411 г. до н. э., рассказ обрывается как бы на полуслове при описании войны в проливах осенью этого года.

Прочитайте отрывки из четвертой книги «Истории» Фукидида, в которых автор говорит о самом себе как об одном из афинских стратегов. Как описаны эти события? Как вам кажется, объективно ли изложен их ход? Какую характеристику дает себе Фукидид?

IV, 102. В ту же зиму Брасид выступил в поход на Амфиполъ, афинскую колонию на реке Стримоне. <...>

• 104. Так как Брасид перешел через реку совершенно неожиданно для горожан и многие жители за городом попали в плен, а другие бежали в городское укрепление, то амфиполиты пришли в смятение. <...>Между тем противная партия, численно превосходившая изменников, помешала им немедленно открыть городские ворота врагу. Она отправила к Фукидиду, сыну Олора, просьбу о помощи городу. Фукидид при этом известии быстро отплыл с семью кораблями, которые у него были, чтобы успеть занять Амфиполь еще до сдачи города врагу или, по крайней мере, Эйон.
• 105. <...>Брасид, опасаясь прибытия на помощь кораблей из Фасоса (к тому же, узнав, что Фукидид имеет право разработки золотых рудников в этой части Фракии и потому является одним из самых влиятельных людей на материке), решил во что бы то ни стало овладеть городом до прибытия Фукидида. Его тревожило также, как бы народ Амфиполя не отказался от капитуляции: ведь с прибытием Фукидида жители могли надеяться, что он со своей эскадрой и набранным во Фракии войском спасет их. <...> Брасид предложил условия сдачи города, объявив через глашатая: всем местным жителям он разрешает остаться в городе <...> если же кто не желает остаться, может уйти в течение 5 дней, взяв с собой свое имущество.
• 106. После того как эти условия были объявлены, настроение большинства горожан переменилось. <...>Афиняне были рады уйти из города, где им угрожала большая опасность, а на помощь извне так скоро они не могли рассчитывать. <...> горожане приняли Брасида в город на предложенных условиях. Фукидид между тем еще в тот же день поздно вечером со своей эскадрой прибыл в Эйон. <...>
• 107. После этого Фукидид сделал все необходимое для безопасности Эйона <...>. Брасид же внезапно спустился по реке, чтобы по возможности захватить косу, выступающую от стены в море, и таким образом добиться господства над входом в гавань. Одновременно он сделал попытку атаковать город с суши, но обе попытки были отбиты. Затем он возвратился и стал укреплять Амфиполь.

Перевод Г. А. Стратановского

Суть критического метода Фукидида: строить исследование, опираясь на свидетельства источников, отделяя достоверное от вымысла и лжи, отыскивая истину. Историк был также блестящим мастером реконструкции событий с использованием различных источников: письменных, археологических, этнографических. Важное место в «Истории» Фукидида занимают речи. Составленные по всем правилам софистического риторического искусства, они служат средством характеристики тех исторических персонажей, в чьи уста вложены, кроме того, они рисуют живую и довольно точную картину политической борьбы в греческих полисах. Политический идеал самого историка - умеренная демократия, уравновешенное смешение демократических и олигархических элементов в виде, например, существовавшего короткое время в Афинах после падения режима 400 олигархов в 411 г. правления 5 тыс. состоятельных граждан-гоплитов.

Ксенофонт (ок. 430 - после 356 г. до н. э.) - афинский историк и писатель, ученик Сократа. Судя по скудным данным о первой половине жизни Ксенофонта (до окончания Пелопоннесской войны), родом он был из семьи состоятельной и вращался в аристократических кругах, враждебно относившихся к афинской демократии и с симпатией - к Спарте. После восстановления демократии в Афинах (401 г. до н. э.) Ксенофонт покидает родину и поступает на службу в качестве наемника к персидскому царевичу Киру Младшему, силой попытавшемуся отнять престол у своего брата Артаксеркса. После гибели Кира Ксенофонт стал одним из военачальников отряда из 10 тыс. греческих наемников, возвращавшегося на родину в беспримерном марше по вражеской территории. Этому походу посвящено его сочинение «Анабасис» («Восхождение»). В середине 90-х гг. IV в. до н. э. Ксенофонт сблизился со спартанским царем Агесилаем, который стал для него любимым героем. Своего кумира афинский историк сопровождал в ряде военных кампаний, в том числе против коалиции греческих городов, в которую входили и Афины (Коринфская война); за это на родине Ксенофонт был приговорен к изгнанию. Много лет афинский изгнанник провел в подаренном ему спартанцами поместье в Элиде близ Олимпии, где наслаждался прелестями сельской жизни, охотой, а на досуге писал и принимал друзей. После того как в 371 г. до н. э. фиванцы разбили спартанцев в битве при Левктрах, Ксенофонт вынужден был переселиться в Коринф, где и скончался спустя несколько лет. В числе его сочинений - «Греческая история»; Ксенофонт как бы продолжает неоконченный труд Фукидида, описывая события с того самого места, на котором последний прервал повествование (с 411 г. до н. э.), и доводит рассказ до 362 г. до н. э. (битва при Мантинее). Особенно во второй части этого сочинения чувствуется пристрастное отношение автора к Спарте, чье общественное устройство он считал образцовым (об этом см. его «Лакедемонскую политию»), В «Киро- педии» («Воспитание Кира»), первом историческом и одновременно педагогическом романе в мировой литературе, Ксенофонт описал воспитание и жизнь идеального правителя - Кира Старшего (Великого), основателя персидской державы Ахеменидов. Другому идеальному царю и другу посвящено небольшое панегирическое сочинение «Аге- силай», написанное после смерти последнего. Идеалом гражданина и мудреца для историка был его учитель Сократ, памяти которого он отдает дань в «Сократических сочинениях»: «Меморабилии, или Воспоминания о Сократе», «Апология, или Защита Сократа на суде», «Пир». В «Домострое», где Сократ - также одно из главных действующих лиц, Ксенофонт дает советы по рациональному ведению домашнего хозяйства. Кроме того, афинский историк написал еще целый ряд трактатов на самые разнообразные темы: в «Доходах» даются советы афинянам, как улучшить сбор налогов, в трактате «О верховой езде» - практические рекомендации по уходу за лошадьми, в «Кинегетике» («Об охоте») восхваляется охота с собаками и т. д. Язык и литературный стиль Ксенофонта высоко ценился: его называли «аттической пчелой», так как речь его была слаще меда. Как историка многие современные исследователи ставят Ксенофонта ниже Фукидида, упрекая его в тенденциозности и сознательном замалчивании роли фиванских полководцев, заклятых врагов спартанцев.

Из греческих историков, относящихся к эллинистической и римской эпохам, чьи труды до нас дошли, самым популярным (и поныне) автором является Плутарх (ок. 46 - ок. 120 гг.). Родом из города Херонеи (Беотия), он, закончив образование в Афинах, путешествовал, общался со многими выдающимися людьми, в том числе с императором Траяном. Предположительно конец жизни Плутарх провел в родной Херо- нее, где сочетал публичные лекции и выступления на различные, главным образом морально-философские, темы с интенсивными литературными занятиями. Из огромного писательского наследия ученого (около 250 трудов) сохранилась примерно треть. Этические и морализирующие сочинения объединены в сборник под названиям «Моралии». В него вошли множество трактатов на самые разнообразные сюжеты: «Наставления супругам», «О воспитании детей», «Наставления о государственных делах», «О музыке», «О суеверии», «О доблестных деяниях женщин» и т. д. Но самым известным сочинением Плутарха, принесшим ему мировую славу, были его «Сравнительные жизнеописания» - параллельные биографии выдающихся греков и римлян. Объединяя героев в пары, греческий историк следовал принципу сходства в их нравах или судьбе: Тесей и Ромул, Кориолан и Алкивиад, Александр Македонский и Цезарь, Демосфен и Цицерон и т. д., всего 23 пары биографий и четыре непарных (персидского царя Артаксеркса, стратега Ахейского союза Арата, римских императоров Гальбы и Отона). Плутарх - в первую очередь биограф, а потом уже историк: его интересуют характер, индивидуальные качества героев и перипетии их судьбы, иногда он отклоняется от исторической точности ради литературного эффекта. Однако «Сравнительные жизнеописания» содержат множество драгоценных сведений по истории античных Греции и Рима. Плутарх как человек весьма ученый при работе над сочинениями пользовался обширным списком литературы, из которой до нас мало что дошло; его сочинения до сих пор - увлекательнейшее чтение для всех, кто неравнодушен к истории.

Помимо исторических сочинений исследователи при реконструкции и изучении истории Древней Греции пользуются произведениями художественной литературы, речами ораторов и сочинениями античных философов и ученых. Великие афинские трагедиографы V в. до н. э.,

Эсхил, Софокл, Еврипид, хотя и писали пьесы на мифологические сюжеты, но затрагивали и обсуждали в них многие актуальные вопросы тогдашней афинской политической жизни: например, отголоски споров вокруг реформы Ареопага можно уловить в «Эвменидах» Эсхила (трилогия «Орестейя»), где изображен суд Ареопага. Такие пьесы Еврипида, как «Андромаха», «Гекуба», в которых рисовались отрицательные образы спартанских правителей, отражали вражду между Афинами и Спартой, вылившуюся в Пелопоннесскую войну. Иногда сюжетом трагедии становилось вполне реальное событие, как в недошедшей до нас трагедии «Взятие Милета» Фриниха или в «Персах» Эсхила, посвященных греко-персидским войнам. В отличие от трагедии, Древняя комедия всегда откликалась на актуальные и злободневные темы, а в ее действующих лицах афинские зрители легко узнавали своих полководцев, политиков, ораторов и просто соседей. Все комедии Аристофана (ок. 445 - ок. 386 гг. до н. э.) - прекрасный источник о быте, нравах, политической борьбе, интеллектуальных спорах в Афинском государстве конца V - начала IV в. до н. э.

Ценным источником по общественной и частной жизни, политической борьбе, семейным отношениям, экономике, международной политике Афинского государства служат речи афинских ораторов - это около 110 речей (полностью или в отрывках), произнесенных в суде, и около 20 - в народном собрании, покрывающих период примерно с конца 20-х гг. V в. до 322 г. до н. э. Эти речи в древности приписывались группе авторов, входивших в сложившийся в эпоху эллинизма канон десяти лучших афинских ораторов: Антифонт, Андокид, Лисий, Исократ, Исей, Эсхин, Демосфен, Ликург, Гиперид и Динарх.

Размышления Платона (ок. 427 - ок. 347 гг. до н. э.) о формах государственного устройства, политических лидерах, демократии («Протагор», «Законы», «Государство» и т. д.) - это не только политико-философский анализ, но и фиксирующий многие современные автору реалии исторический источник. Важнейшие сведения по истории Афинского государства содержатся в «Афинской политии» Аристотеля (384-322 гг. до н. э.) - текст этого бесценного трактата, который считался утерянным, был обнаружен на найденном в Египте папирусе в 1890 г. «Афинская полития» - единственная уцелевшая полития из большого проекта, осуществленного Аристотелем вместе с учениками: описание политического устройства не менее 158 греческих полисов и варварских государств. Этот материал использовался великим философом при написании «Политики», в которой дан блестящий анализ форм государственного устройства на примере различных греческих полисов.

• «История» разделена на девять книг по числу Муз (так придумалиалександрийские грамматики в эллинистическое время). Композиционно в «Истории» Геродота выделяются две части: в первой даетсягеографическое, этнографическое и историческое описание самих персов, родственных им индийцев и тех народов, которые были ими завоеваны или которых они пытались завоевать; вторая часть посвященасобственно Греко-персидским войнам. В ткань повествования органически вписываются прелестные новеллы (например, о лидийском цареКандавле, его жене и хитром оруженосце Гигесе; о Солоне и Крезе;о самосском тиране Поликрате и его перстне и пр.) - законченныероманы в миниатюре, основой которых может быть не только исторический факт, но и местное предание, сказка, фольклорный мотиви т. д. Эти вставки придают своеобразие и изысканную художественность стилю Геродота, но отнюдь не умаляют исторического значенияего сочинения. Работа с источником Прочитайте отрывок из сочинения Геродота и ответьте на вопросы: в чемотличие труда Геродота от предшественников-логографов? Присутствуют лиу него элементы исторической критики? Какие?
• 55. Две черные голубки однажды улетели из египетских Фив, одна -в Ливию, а другая к ним вДодону. Сев на дуб, голубка человеческим голосом приказала воздвигнуть здесь прорицалище Зевса. Додонцы поняли это как волюбожества и исполнили ее. Голубка же, прилетевшая в Ливию, приказала основать там прорицалище Аммона. И это также - оракул Зевса. Это мне рассказывали додонские жрицы. 56. Мое собственное мнение об этом вот какое. Если финикияне похитили тех женщин из храма и одну продали в Ливию, а другую в Элладу, тоэта последняя прибыла в Феспротию. Здесь в плену, будучи рабыней, она основала под мощным дубом святилище Зевса <...>. Когда она научилась затемэллинскому языку, то устроила прорицалище и рассказала, что ее сестру продали в Ливию <...>. 57. Голубками же, как я думаю, додонцы называли этих женщин потому,что те были из чужой страны <...> Когда затем голубка заговорила человеческим голосом, то это значит, что они стали понимать женщину. Покаже она говорила на чужом языке, им казалось, что она щебечет по-птичьи.Действительно, как же может голубка говорить человеческим языком! Когда
• Древнегреческая комедия прошла в развитии три этапа: Древняя комедия (V -
• нач. IV в. до н. э.), Средняя комедия (IV в. до н. э.) и Новоаттическая комедия (к. IV-
• в. до н. э.).

Источники по истории древнего мира очень многочисленны - от некоторых периодов их дошло даже больше, чем от иных, гораздо более близких к нам эпох. Однако источники эти неполны, и это создает для объективного изучения древней истории весьма значительные трудности.

Так, история древней Месопотамии от начала III тысячелетия до н.э. и вплоть до смены эр (I в. до н.э.- I в. н.э.) представлена подлинными текстами того времени, написанными на плитках (табличках) и других предметах из глины, а также на камне и металле особым сложным, так называемым словеспо-слоговым письмом-клинописью. Число памятников клинописи огромно - десятки и сотни тысяч, и ежегодно их становится всы больше по мере все новых и новых раскопок. Однако было бы ошибочно думать, что они дают вполне достаточное и ясное представление о древнемесопотамском обществе, его жизни и событиях его истории. Если это царские надписи, то в них содержатся восхваления богов и царя, а также сообщается о построении царем храмов и (гораздо реже) других сооружений; надписи хеттских, ассирийских и урартских царей рассказывают - но очень односторонне, хвастливо и претенциозно - об их военных победах (о поражениях, конечно, умалчивается). Если это сборники законов, то они весьма неполны по охвату регулируемых ими общественных отношений и в большинстве случаев плохо сохранились (притом далеко не от всех периодов истории и не из всех стран). Если это религиозно-литературные тексты, то они по большой части тоже сохранились во фрагментах, плохо датируются и к тому же дают представление главным образом об официальной идеологии; редко из них можно извлечь сведения о реальной жизни и взглядах населения. Если это административно-экономические тексты (а они составляют громадное большинство клинописных памятников), то они происходят почти исключительно из казенных хозяйств или из хозяйств государственных служащих, купцов и т.д. и поэтому дают одностороннюю картину общества - недаром историки долгое время верили, что в Месопотамии III тысячелетия до н.э. вообще ничего, кроме казенных храмовых хозяйств, не существовало. Если это документы частных юридических сделок, то они появляются только в сравнительно редкие времена, когда общественные отношения менялись и население по разным причинам не могло довольствоваться устными сделками, заключавшимися на основании обычного права.

Периоды, освещенные сравнительно большим числом даже таких письменных свидетельств, какие мы сейчас перечислили, перемежаются с долгими столетиями, от которых вообще не дошло ни одного документа. Хеттская цивилизация, существовавшая в Малой Азии во II тысячелетии до н.э. и тоже пользовавшаяся клинописью, оставила нам только один царский архив, содержащий анналы, посвященные победам царей, государственные договоры, законодательные тексты, инструкции служащим, но главным образом бесчисленные описания магических ритуалов - и ни одного документа, относящегося к частной жизни граждан. С тех пор как во второй половине I тысячелетия до н.э. Передняя Азия целиком перешла па новые писчие материалы-пергамен, глиняные черепки, исписывавшиеся чернилами (остраки), и папирус, до нас вообще почти перестали доходить какие бы то ни было документы, так как пергамен и папирус быстро истлевали, а падписи на остраках стирались или выцветали.

Что касается археологических памятников древней Передней Азии, то до сравнительно недавнего времени раскапывались почти исключительно храмы и дворцы, причем вплоть до начала XX в. вскопанное городище, по существу, попросту разрушалось в поисках табличек, статуй и т.п. Позже раскопками в Месопотамии и других частях Передней Азии занялись архитекторы; облик города стал выявляться яснее (хотя жилым домам по-прежнему уделялось минимальное внимание), зато почти не фиксировались обстоятельства находки домашней утвари и даже табличек. Долго не умели раскапывать городища послойно, выделяя отдельные периоды. Даже и сейчас при раскопках иной рая выбрасываются многие керамические черепки, кости домашних животных и т.п.- то, что дало бы представление о быте, рационе питания населения и многом другом. Но и в самом лучшем случае археология без поддержки письменных памятников не способна дать ясную картину социального строя и духовной культуры ушедшего в прошлое общества. Пока археологи па практике освоят всю сложность растопочной техники, необходимой в условиях данной страны для того, чтобы дать материал историку, они обычно успевают разрушить наиболее «содержательные» городища, потому что самые первые, ещё неопытные археологи, как правило, начинают с самых лучших, самых сохранных городищ и, разрушив их, оставляют менее значительные тем поколениям ученых, которые разработали более топкую методику.

Свои трудности имеет источниковедение в истории Египта. Письменные тексты здесь - в огромном большинстве молитвы и заклинания на стенах гробниц и заупокойных стелах (изредка и чрезвычайно приукрашенные, но в то же время стандартные биографии покойников); сравнительно редко на стенах храмов высекались надписи, посвященные «подвигам» фараонов. Гораздо важнее надписей здесь изображения в настенных росписях и рельефах: соответственно религиозным представлениям древних египтян, мысливших себе загробную жизнь как копию земной, в них мы находим множество живых сцен повседневной жизни. Однако социальное осмыслена этих изображений - дело нелегкое. Тексты на знаменитых египетских папирусах дошли только от сравнительно позднего времени (II и особенно I тысячелетие до н.э.-I тысячелетие н.э.); остраков хозяйственного и правового содержания дошло довольно мало, первый судебник найден недавно, и изучение его только начато.

На папирусах записывались тексты главным образом религиозного и литературного, изредка научного содержания, хотя дошли также и документы (главным образом от конца II-I тысячелетия до н.э. и римского времени) преимущественно казенных хозяйственных ведомств, а также в сравнительно небольшом числе (кроме более поздних периодов) и юридические сделки. Если к этому добавить, что египетские тексты ученые понимают значительно менее точно, чем вавилонские, то можно прийти к выводу, что восстановление картины социально-экономической жизни древнего Египта - дело трудное, и не случайно очень многое здесь до сих пор остается неясным; историка-экономиста здесь опережают искусствоведы, а также филологи сравнительно узкого профиля.

Чем меньше документальных источников, тем труднее восстанавливать историю общества. Документальные источники имеют два неоценимых преимущества: во-первых, они, как правило, современны событиям и относительно более объективно передают то, что действительно случалось; во-вторых, если их достаточно много и можно убедиться в том, что большое или малое количество определенного типа документов не обусловлено случайным стечением обстоятельств их находки, то они позволяют сделать некоторые выводы относительно частоты или редкости тех или иных общественных явлений в эпоху, которую они освещают. Что же касается повествовательных, или так называемых нарративных, источников (как чисто литературных произведений, так и сочинений древних историков), то они сообщают нам, не о самих фактах, а лишь о том, что по этому поводу думали их авторы или общество, к которому авторы принадлежали. Конечно, историку полезно знать и это, однако лишь сравнительно редко мы можем проверить достоверность того, что сообщают нарративные источники. В частности, детали описания событий и особенно приводимые в нарративных источниках речи исторических персонажей едва ли не всегда недостоверны.

История древней Палестины известна почти исключительно по нарративным источникам, хотя за последнее время к ним прибавились ценные археологические данные, с помощью которых до известной степени можно проверять данные повествований. Последние сохранились в Библии-священном писании иудейской и христианской религий. Библия - не одна книга, а целая литература, состоящая из множества отдельных произведений, создававшихся с XII по II в. до н.э. (Ветхий завет) п в I-II вв. н.э. (Новый завет). В нее входят мифологические и легендарные повествования о сотворении мира и человечества, созданные окружавшими Палестину и жившими в Палестине пародами (главным образом евреями), уголовное, гражданское и ритуальное законодательство, прозаические исторические повествования (они поддаются в значительной мере проверке путем сопоставления с археологическими данными, а также с ассирийскими, вавилонскими и египетскими царскими надписями, а иногда и документами), религиозная и светская поэзия, обрывки эпоса, религиозная и светская дидактика, ритмически-стихотворные религиозные проповеди на политическую злобу дня (тоже часто сопоставимые с историческими известиями из других стран Ближнего Востока) и многое другое. Ясно, что исторически этот пестрый материал весьма неравноценен, однако с помощью методов исторической критики из библейских сочинений удается извлечь и много достоверной информации; к сожалению, исследованию древней истории Палестины сильно препятствует почти полное отсутствие документальных источников. Число их начало пополняться лишь за последнее время, особенно после нашумевших находок рукописей у Мертвого моря, относящихся ко II в. до н.э.- II в. н.э.

Весьма трудную проблему составляет историография Индии. Здесь, несмотря на расцвет в древности множества наук (философии, астрономии, грамматики и др.), историческая наука не возникла, а дошедшие до нас древнейшие религиозные песнопения «Вед», ритуально-законодательные сборники, эпос, философские и иные трактаты с весьма большим трудом поддаются датировке. Дошло некоторое количество царских надписей на камне и т.п. (не ранее III в. до н.э.), по большей части не слишком содержательных; документальные же источники отсутствуют почти полностью. За последнее полстолетия больших успехов достигла индийская археология-достаточно упомянуть открытие ранее совершенно неизвестной древнейшей индской цивилизации III-II тысячелетий до н.э. К сожалению, из письменных памятников этой цивилизации пока известны только коротенькие надписи на печатях и т.п., материала которых недостаточно для расшифровки. Более или менее ясна только грамматическая структура, но слова почти не поддаются прочтению.

Древняя история Китая базируется почти исключительно на нарративных источниках. В отличие от Индии в Китае расцветала и историческая литература, однако она относится лишь ко времени начиная со второй половины I тысячелетия до н.э., хотя тогдашние историки пользовались не дошедшими до нас древними записями. От более ранних периодов сохранились надписи на бронзовых сосудах (разного рода дарственные и др.) и множество надписей, сделанных гадателями конца II тысячелетия до н.э. на бараньих лопатках, черепашьих щитках и т.д., а также древние песнопения и предания, к сожалению дошедшие в записи намного более поздней, чем время их первоначального сочинения. Есть ряд философских, научных, военных, экономических трактатов, но документальных материалов до обидного мало. Археология Китая находится, по-видимому, лишь в своем начальном периоде, несмотря на уже сделанные крупные открытия. Наиболее яркое из них - находка тщательно скрывавшейся еще в древности гробницы первого китайского императора Цинь Ши хуанди, окруженной целым войском глиняных, ярко и реалистически раскрашенных скульптур, которые изображают воинов охраны императора, со всеми деталями вооружения, одежды, конского убранства и т.д. Но и менее сенсационные открытия сулят значительное расширение наших сведений о древнем Китае. Много сделано и в области исторической критики письменных источников.

В Греции до недавнего времени древнейший период ее истоpии можно было изучать только по немым археологическим памятникам; всего несколько десятилетий назад заговорили таинственные микенские словесно-слоговые письмена второй половины II тысячелетия до н.э., но прочтенные тексты оказались документами дворцового хозяйственного учета, и ряд соображении приводит ученых к выводу, что в те времена греки ничего более и не записывали. Следующий период помимо археологических памятников освещен сочиненными в VIII в. до н.э. и приписываемыми Гомеру эпическими поэмами - «Илиадой» и «Одиссеей»; отделение исторической действительности от воображения поэта представляет тут сложнейшую задачу исторической критики.

Подлинных, современных событиям документов из Греции и Рима почти не дошло (их писали на разрушаемом материале); однако этот недостаток полностью возмещают два обстоятельства: во-первых, то, что греки (а за ними и римляне) создали богатейшую нарративную литературу самого разнообразного характера, в том числе замечательные исторические сочинения, которые в нашей книге будут неоднократно цитироваться. Такой писатель, как Фукидид (около 460-396 гг. до н.э.), может считаться основателем научной исторической критики. К сожалению, все эти произведения дошли только в средневековых писцовых копиях и лишь отчасти - на кусках папирусов, главным образом из Египта начала нашей эры. Их тексты потребовали огромной критической работы. Во-вторых, как в Греции, так впоследствии и в странах, куда распространилась греческая культура (они охватывают, по существу, весь Ближний и Средний Восток, а также Рим), было очень широко распространено составление надписей па камне по поводу самых различных общественных и частных событии - от подробного изложения римским императором Августом истории его правления до надписи, поминающей добрым словом покойную сожительницу раба, от огромного тарифа международных таможенных пошлин до частного посвящения жертвы божеству. Иногда на камне высекались и копии отдельных юридических документов. Много документального материала от эпох греко-македонского и римского владычества дошло на папирусах из Египта; кроме того, сохранились (опять-таки в средневековых рукописях) многочисленные памятники законодательства и юридической мысли (преимущественно римские).

Современные историки Греции, Рима и культурно-политически связанных с ними стран (в том числе древнего Причерноморья) имеют большое преимущество перед историками стран Востока в том, что изучение источников началось у них лет на четыреста раньше, поэтому проделанная за это время научная критическая работа поистине громадна. И тем не менее новые открытия, новые интерпретации старого материала продолжают появляться ежегодно.

Блестящего развития достигла греко-римская археология. Всем известны раскопки Помпеи - города, погибшего под слоем горячего пепла во время извержения вулкана в начале нашей эры и под этим пеплом сохранившегося почти неизмененным, вплоть до объявлений на стенах домов. Другие открытия иногда не менее поразительны, иногда более скромны, но во всех случаях удачно дополняют обильный материал письменных источников. В последнее время начала развиваться и подводная археология - были найдены остатки городов, ушедших под воду, а также почти целые корабли, затонувшие со всем грузом две тысячи лет назад.

За последнее время произошел значительный рывок вперед в области сравнительно-исторического языкознания; можно надеяться, что с его помощью вскоре можно будет реконструировать в общих чертах уже не только одну материальную (археологическую) культуру человеческих сообществ далеко в глубь за пределы письменной истории. Трассы переселений носителей древнейших языков пока восстанавливаются ненадежно, но, по-видимому, при сотрудничестве лингвистов с археологами, с антропологами (которые, учитывая данные генетики, сейчас добились крупнейших успехов), с палеоботаниками, палеозоологами, историками климата можно будет вскоре поставить проблемы этногенеза на твердые основы. Отметим, что исследование происхождения народа предполагает раздельное рассмотрение истории антропологического типа, истории языка и истории культуры, поскольку каждый народ имеет не один, а эти три корня, порой расходящиеся в разные стороны.

Этот беглый очерк, конечно, не может заменить подлинного разъяснения результатов, достигнутых источниковедческой наукой, посвященной эпохе древности. Но все же, возможно, он даст хотя бы самое примерное представление о характере тех источников, на которые опирается изложение в последующих лекциях пашей книги, о степени вероятности того, что сообщаемые сведения достоверны, и о препятствиях, с которыми встречается в своей работе историк-исследователь.

К трудностям источниковедческим, перечисленным вкратце выше, надо еще прибавить филологические. Ни один историк древнего мира не может себе позволить работать по готовому материалу, представленному ему филологами или археологами; он должен самостоятельно разобраться в филологических трудностях и спорных местах текстов, а также и технических особенностях произведенных археологами раскопок. Источники же ро древней истории написаны многими сложными видами письменности на десятках языков, из которых многие еще плохо понятны, иногда не до конца дешифрованы, так что истолкование их вызывает разногласия. Сами языки постоянно менялись и меняются. Например, латинский язык V в. до н.э. довольно сильно отличается от латыни I в. до н.э.- I в. н.э., а та заметно отличается от средневековой латыни и т.д. Еще более менялись аккадский или китайский, письменная история которых насчитывает два с половиной - три с половиной тысячелетия.

Чтобы покончить с вопросом об источниках, стоит остановиться еще на одном вопросе: не доходят ли до нас источники случайные, не «главные», не искажаем ли мы картину происходившего, полагаясь на них? На этот законный вопрос нет однозначного ответа. Некоторые страны и эпохи освещены источниками, можно сказать, удовлетворительно: о Риме времен императора Августа нам известно, вероятно, больше, чем о Руси XVII в. н.э. Довольно значительны, хотя отрывочны, наши знания, скажем, о времени Навуходоносора II или о старовавилонском времени: сотни, если не тысячи имен лиц, биография некоторых из них... О ряде других эпох мы знаем, увы, гораздо меньше, и крупные ошибки вполне возможны. Однако есть уверенность в том, что человеческое общество живет и развивается по единообразным социально-экономическим и социально-психологическим законам, поэтому кое-что мы вправе осторожно додумывать, с большей или меньшей вероятностью того, что не ошибемся. Впрочем, ведь и в любой науке ость много непознанного, неправильно толкуемого. Наука - путь к истине, постепенное к пей приближение; полная, абсолютная истина недоступна.

История впервые возникла в древности как жанр художественной литературы, и некоторые её черты она сохраняет до сих пор. Это обстоятельство оправдано, оно дает историку возможность представить картину прошлого не только рассудку, но и воображению читателя; по громадный вред науке и обществу приносит субъективно-эмоциональное отношение к фактам истории, когда историк ыводит из них не то, что было на самом деле, а то, что соответствует его предвзятой идее. Дело ученого-объективное познание фактов и объективное их истолкование.

Итак, читатель этой книги должен ясно представить себе, что в ней нет окончательных истин, а есть только то, что можно сказать об злагаемом предмете па современном уровне развития пауки; течение ее отнюдь не остановилось, наши представления о прошлом меняются и будут меняться. В этих переменах, в постепенности приближения к познанию истины, может быть, и состоит главная привлекательность исторической науки.

ДРЕВНИЕ ИСТОЧНИКИ

Несмотря на тот факт, что с публикации первопроходческой работы Сен-Круа в 1784 году (с пересмотренным Силвестром де Саси изданием 1817 года), «Символики» Крейцера в 1810-м и особенно Aglaophamus Лобека в Кенигсберге в 1829 году религиям мистерий было посвящено огромное количество работ, очень трудно передать современному уму адекватное представление о том, чем была религия мистерий в греческий или римский период . Это затруднение вызвано несколькими факторами. По самой природе темы то соблюдение тайны, которое требовалось от посвященных, делало невозможным для посторонних знакомство с внутренней историей религиозных обществ; такую историю могли написать только те, кому обеты запрещали разглашать мистерии. Конечно, были и некоторые вещи, связанные с этими культами, которые участники могли разглашать где хотели. Кроме того, последователи мистерий, находясь в повседневном контакте с другими людьми, побуждаемые желанием завоевать новых сторонников, обсуждали свои религиозные взгляды и указывали на определенные преимущества своего культа. Не было запрета на то, чтобы говорить о блаженстве, проистекавшем из посвящения. Были также и образованные люди, такие как Плутарх, Порфирий, Ямвлих, Юлиан и Прокл, которые приняли таинства мистерий и выражали религиозные идеи этих мистерий в своем философском учении, не раскрывая деталей инициаций. Некоторые черты этих религиозных объединений и жизни, которую вели их приверженцы, были очевидны для всех: например, то, что по крайней мере в некоторых культах происходили более или менее регулярные моления членов общины, что существовала сильная товарищеская связь между верующими, которая облегчала жизненные трудности, что объединение поддерживали добровольные приношения верующих, что иногда у них было общее кладбище и т. п. Участникам мистерий (мистам ) иногда было позволено исповедовать свою веру публично посредством некоторых символов (symbola ) или знаков (signa ). Такие формулы были доступны, например, Демосфену, Клименту Александрийскому или Фирмику Матерну: они не выдавали ни ритуала, ни литургии, ни характера и применения таинств, и они были понятны только тем, кто был вооружен знанием мистериального гнозиса . Фраза «Я стал мистом Аттиса» говорила постороннему человеку не более, чем исповедование «Иисус – Господь» передавало внутренний смысл agape. В этом плане очень познавательна процедура, о которой рассказывает Апулей. Уверив читателя, что он не осмеливается открыть, «что там говорилось, что делалось» (quid deinde dictum, deinde factum) во время его инициации в Кенхерее, он повторяет длинный symbolum (Acessi confinium Mortis и т. д. XI. 23) и потом сообщает читателю: «Вот я тебе и рассказал, а ты, хотя и выслушал, должен остаться в прежнем неведении» . Только для сознания орфика фраза «козленок, я упал в молоко» говорит о мистической идентификации с ДионисомЭрифом, богом воскресения и перерождения . Однако мы по отношению к этим древним культам находимся в худшем положении, чем современный историк мог бы быть по отношению к масонам. Масон может не раскрывать своих тайн, в то время как посторонний человек может зафиксировать только такие обряды масонства, которые открыты для всех, или такие черты, о которых братья говорят открыто.

У нас есть лишь несколько литературных произведений, которые говорят о мистериях, много отдельных упоминаний, стихи, фрагменты гимнов и молитв, испорченные надписи, поврежденные папирусы, эмблемы культа, барельефы, фрески, расписные вазы, разрушенные часовни и храмы. Это разнообразный и не полностью сохранившийся материал, на основе которого мы должны попытаться реконструировать прошлое. Наши трудности еще увеличиваются из-за неопределенности хронологической последовательности и нашего незнания определенных обычаев или верований в отдельно взятом культе в отдельный период длительной истории мистериальных религий с VI века до н. э. до V века н. э. В течение веков от Александра Великого до Константина эти мистерии пережили волшебное превращение, приспосабливаясь, как их и приспосабливали постоянно, к требованиям современности. Далее, когда начинает возрастать количество сведений в литературе, надписей и памятников, все мистерии становятся все более и более затронутыми религиозным синкретизмом и в доктрине, и в культе, и, таким образом, из-за заимствований и взаимодействий они приближаются друг к другу, так что во многих аспектах становятся неотличимыми.

Еще одна проблема – это примирить наши фрагментарные заметки, создавая какую бы то ни было реконструкцию. Часть нашей информации приходит из дружески настроенных источников, некоторая – из источников откровенно враждебных, и некоторая – от профессиональных апологетов мистерий. Христианское иконоборчество не только разрушило храмы, свергло алтари и уничтожило по мере возможности все следы литературы и литургии мистерий, но в своей апологетике христианские писатели представляли (или, скорее, неправильно представляли) культы мистерий в таком свете, что иногда так и хочется спросить, чем же они могли так сильно привлекать к себе в древности религиозно настроенные умы. Древние писатели не согласны в том, какие именно эффекты производила инициация, хотя большинство считает, что участие в мистериях являлось спасительным. Действительно, для древнего приверженца культа было бы нелегко дать рассказ о своем культе, который был бы приемлем для его братьев, поскольку мистерии были столь неопределенны по своей форме и туманны в плане мировоззрения, что очень многое предоставлялось воображению каждого отдельного человека. Поэтому в древности верующий находил в своей мистериальной религии то, что он искал , или то, что он привносил в нее. Об этом, как и о всяком религиозном культе, мы можем сказать вместе с Гете:

Ein jeder sieht was er im Herzen tr?gt .

Человек входил в мистериальный культ по различным причинам: были все ступени веры и неверия, нравственности и распущенности, мистицизма и реализма. Человек плотский мог найти в оргиастических процессиях и полночных пирушках возможности побаловать себя; суеверные приходили потому, что формулам и священнодействиям приписывалось магическое значение; образованные люди в материальном и физическом могли увидеть символы Истины, дорогие их сердцу; аскет смотрел на инициацию как на средство сдержать свое тело и дать свободу духу; мистик в энтузиазме или в экстазе наслаждался блаженным видением, входя в общение с Богом или проходя обожествление. Там, как и всегда, было «много званых, да мало избранных». Эта разница во взгляде на epoptae возникала легко из-за их гетерогенных элементов, или, скорее, из-за разных страт религиозной истории, включенных в мистерии. Можно было затронуть любую ноту в религиозном диапазоне – от самого грубого материализма Фригии до самых чистых устремлений неоплатонизма. Мистерии имели чувствительную и иногда даже чувственную сторону, но они никогда не могли бы соревноваться с христианством, если бы у них не было ярко выраженного религиозного характера. Свободные от национальных и политических ограничений государственных церквей, они удивительным образом приспособились к потребностям каждого века, сбросив то, что было неприятным или явно оскорбительным; но им никогда не удавалось полностью избавиться от примитивного натурализма и магии, в которой процветало суеверие.

История не может воскресить для нас психологию тех, кто собирался на вечерние или утренние службы в храме Исиды, кто принимал участие в оргиастических процессиях Кибелы, кто встречался в молчаливом созерцании в часовне Митры, кто глубоко вдумывался в герметические откровения, пытаясь найти адекватное понимание Бога. Нам приходят на помощь антропология и сравнительное религиоведение, и изучение истории руководит нами, показывая, насколько современной, по сути своей, была греко-римская эпоха в своих стремлениях и интуициях. Таким образом, мы можем с достаточной степенью уверенности проследить наш путь назад от религиозной психологии нашего времени и в свете ее прочесть священные литургии прошлого.

Мистериальные религии представляют собой пленительную тему для тех, кто полагает: «Знаю, знаю, к общей цели ход столетий устремлен» и что этот ход человечества направлен к Богу. Наше исследование показывает, что в широкой перспективе побеждает духовное, что у человека есть религиозный инстинкт, удовлетворение которого лишь обостряет этот инстинкт и обнажает еще большую потребность в духовном, что в нашем существе есть прирожденный идеализм и духовность, которая преображает самые грубые акты богопочитания в возвышенные таинства и которая оставляет позади грубый натурализм, чтобы созерцать материальные символы божественного.